Женская линия Светланы Тома
Светлана Тома, судьбу которой коренным образом изменила «цыганка Рада», оказывается, никогда в жизни не обращалась ни к ворожкам, ни к гадалкам. И вообще, всегда очень осторожно относилась ко всякого рода «таинствам».
Фильмы — как люди. Есть ленты с выцветшими, вне зависимости от качества пленки, «лицами» и заскорузлыми «характерами». А бывают нестареющие картины, сохраняющие яркость и свежесть спустя десятилетия после премьеры. К последним принадлежит «Табор уходит в небо» — история романтической и страстной любви цыганской девушки Рады, которая завораживала и испепеляла с экрана карими очами юной красавицы Светланы Тома.
В одно мгновение актриса сделалась самой загадочной «звездой» семидесятых, «главной цыганкой» Советского Союза, вобрав в себя все расхожие представления о вольной удали лихого племени чавел.
С той поры Тома снялась в десятках картин, но звонкая слава «Табора» неотступно кочует и не отпускает ее всю жизнь — как та сумасшедшая любовь, которую она сыграла. Удивительное дело — самые выигрышные особенности фильма, до сей поры не утратившего свою молодость, невероятным образом передались и актрисе. Да и Света за последние пятнадцать лет нисколько не изменилась. Когда она идет по улице со своей внучкой Машей, их так и называют — «девушка с девочкой». Ни у кого даже язык не поворачивается обращаться к ней по имени-отчеству. И не потому, что ей это страшно не нравится, а потому что она выглядит ни минутой старше, чем просто Света.
Обычно картины детства подсвечены в нашей памяти особым ностальгическим светом. Какие из них вам запомнились ярче всего?
Сейчас я вспоминаю детские годы как самую счастливую пору моей жизни. Я росла в деревне и считаю это великим благом. Мы жили в Молдавии, в деревне Надушита, потом переехали в украино-молдавское село Николаевцы. Это время вызывает у меня очень эмоциональные воспоминания. Я помню капель в деревне. В городе сейчас такого не увидишь. Моя внучка Маша спрашивает меня, что такое капель. И я ей объясняю, что это не только растаявший снег,
который капает с крыши, бежит ручьями, а эмоциональное состояние природы, которое передается тебе.
Когда я общаюсь с городскими детьми, то иногда прихожу в ужас от того, насколько они урбанизированы. Многие из них даже не представляют себе, каким образом появляется хлеб на столе. Недавно я слышала, как одна девочка абсолютно серьезно рассказывала, что булочки растут на деревьях.
Ваша мама, наверное, сама пекла хлеб?
Да, пекла — в деревне это принято. А я работала в поле, знала названия всех растений, знала, как их сажать, как пропалывать и собирать урожай. Когда пошла в школу, у меня были «подшефный» жеребенок и теленок, которых я растила. А дома была какая-то живность? Конечно. Держали кур, уток, поросят. Для меня было страшной травмой, когда закалывали свинью, чтобы заготовить на зиму мясо и колбасы.
А сейчас у вас есть домашние животные?
У моей дочери четыре кошки, которых она безумно любит. А у меня животных нет, потому что я в свое время пережила очень тяжелое расставание.
У меня были три потрясающие кошки, одна из которых меня вылечила. Когда я заболела, она приходила, ложилась на больное место и долго лежала. И вы знаете, все прошло. А потом так случилось, что я должна была уехать (ведь моя профессия связана с постоянными разъездами) и не могла забрать их с собой, о чем очень горевала. Не хочу больше это переживать.
Вы говорили, что родители переехали в деревню. А где они до этого жили?
Мой папа родом из Воронежской области, но его отправили по распределению в Молдавию — восстанавливать сельское хозяйство. И там, в Кишиневе, он встретил маму, которая училась в мединституте. А у нее много разных кровей намешано — французской, венгерской, молдавской. Мама выросла в Бухаресте, где у нее был светский крут общения, она — человек совершенно городской, любила ходить в туфельках на каблуках, элегантно одеваться. Но после встречи с папой бросила институт, согласилась переехать в деревню, где очень непростой быт. Я считаю, что моя мама из-за любви совершила настоящий подвиг, и я — дитя любви.
И все же, несмотря на непростой быт, вы, наверное, успевали развлекаться?
Мы все успевали. Я помню наши пруды и игру «в шайбу» (это мы хоккей так называли), когда клюшкой служила палка из изгороди, а коньками — кирзовые сапоги, к которым привязывали самодельные коньки, закручивающиеся на палочку. Да, да, кирзовые сапоги… Каждое время диктует свою моду, а в деревне на этот счет всегда были свои понятия. Когда папа наконец-то мне эти сапоги купил, чтобы я могла вместе со всеми гонять на льду шайбу, я была просто счастлива. Хотя родные моей мамы жили в Кишиневе, сестры — в Бухаресте, и они присылали нам хорошую одежду.
А когда вы подросли, какие одежды в ходу были?
Став чуть старше, я очень хотела тюбетейку, которую увидела на ком-то, когда нас возили в городской театр. И еще я мечтала о маленьком платочке с рисованными цветами
— они были очень красивыми. До сих пор помню рисунок того платочка. Я очень долго просила маму купить эту вещь. Ее купили, когда мне исполнилось десять лет. А в четырнадцать я получила тюбетейку Сегодня такие вещи, наверное, будут даже непонятны: если внучка что-то просит, ты тут же идешь и покупаешь. Но я думаю, что именно поэтому они мне так ярко и запомнились…
Света, а вы себя в своей внучке в чем-то узнаете? Чем она вас умиляет?
Я растила Машу с рождения, жила вместе с ней пять лет. И продолжаю с ней видеться, вожу ее везде с собой. Вообще, к современным детям я бы такое слово, как «умиляет», даже не употребляла. Они рано взрослеют, становятся прагматичными. Я не хочу, чтоб Маша раньше времени становилась взрослой, мне хотелось бы, чтоб она оставалась ребенком и у нее было нормальное детство (на фото дочка Ира и внучка Маша).
Сейчас представления о нем изменились: детей с ранних лет отдают в учебу, натаскивают так, будто готовят героев для книги Гиннесса. Хотя, с одной стороны, это, может, и нужно…
Да, но с другой — дети очень перегружены психически. Когда я росла, моя психика была абсолютно раскрепощенной. А современные педагоги нагружают невероятно, но я не вижу, чтоб от этого знания прибавлялись. Просто на неокрепший организм и сознание наваливается огромная нагрузка, на мой взгляд, не всегда оправданная. А в городе еще накладываются шумы, расстояния, безумный ритм. Чего стоит один раз проехать в метро…
А вы ездите в метро?
Да, я езжу в метро. И это страшная откачка энергии.
Мы стараемся летом вывозить Машу за город, на дачу, чтоб хоть как-то ребенок почувствовал природу, чтоб он пошел на огород, вырвал морковку, клубнику с грядки, увидел, как цветут жасмин и пионы. К сожалению, не у всех есть такая возможность. У меня, например, нет своей дачи, я ее снимаю.
Ну вот, современную жизнь мы раскритиковали, годы вашего детства похвалили, и без всякой иронии думаю, что и то и другое — справедливо. А теперь вопрос, навеянный мотивами вашей главной роли: в юности, когда ничего еще не состоялось, вам никто карты не кидал? Или вы этого боитесь?
Очень. Это та потайная дверца, в которую, я считаю, вообще не надо заглядывать. Ни к чему хорошему такое любопытство не приводит.
Хорошо, а ощущение указующего перста было? Ведь человеку часто кажется, что он сам принял это решение, сам сделал, сам пришел, а потом в какой-то момент жизни происходит нечто значительное, и он понимает, что его вела и направляла не только собственная воля…
Я вообще считаю, что в жизни каждого из нас есть определенный коридор, по которому» мы идем. И из этого коридора ты не вывалишься. Я не помню, какой был день и число, но однажды я четко поняла, что существуют некие знаки, расставленные неведомой нам силой для того, чтобы ты правильно прошел свой путь. И если ты их верно считываешь, относишься к этому миру серьезно, то достигаешь назначенного коротким путем. А если не прочитал и пропустил мимо, тебя будет водить, как в водовороте, и ты все равно придешь к этому, но через мытарства или испытания.
А у вас как в жизни было?
У меня было по-всякому, но когда я поняла, что эти знаки есть, стала внимательно к ним относиться. Учитывать их. Я не уверена, что все слышу, но что-то стараюсь угадывать. Человек ведь очень загадочное существо, мы сами до конца многого о себе не знаем. Это великая тайна. Я, например, никогда не стремилась быть актрисой, меня это не привлекало. В школе занималась спортом, собиралась поступать на юридический, но почему-то, когда готовили какие-то представления, всегда складывалось так, что я была занята в них. А потом ко мне подошли на улице и привели на съемки моей первой картины.
Это почти сказочный сюжет, которым бредили многие девушки, мечтавшие стать актрисами. И кто выступил в роли проводника?
Актер, дочку которого в фильме «Красные поляны» я сыграла. Эмиль Лотяну, снимавший эту картину, так и сказал ему: «Ищите себе дочку». Он ходил по улицам, увидел на остановке девушку и подошел. А я не соглашалась, отбрыкивалась, думала, мало ли что у этого дяденьки на уме. Я ж из деревни приехала… Но есть судьба. И вышло так, что Светлана Фомичева стала Светланой Тома.
Почему вы выбрали именно этот псевдоним?
У моей прабабушки были французские корни. Ее звали Фанни Тома, с ударением на последнем слоге. Когда Эмиль Лотяну узнал мою родословную, он предложил мне сменить фамилию и стать Светланой Тома. Так меня и подписали в титрах фильма «Красные поляны». Как бы сложилась моя карьера, останься я Фомичевой, можно только предполагать. Но я верю в судьбу и считаю, что у меня все сложилось так, как и должно было сложиться,
На сколько лет Эмиль Лотяну старше вас?
На двенадцать. Он очень властный и сильный человек, что выражалось во всем. К тому же целенаправленный. Но при этом мембраны, которыми он воспринимает мир, необыкновенно чувствительны и настроены на очень тонкие колебания, на полифоническое восприятие. А это чрезвычайно важно — на кого выводит тебя судьба, особенно в начале пути.
Для вас он как раз и стал судьбоносным человеком?
Для меня — да. Он открыл во мне и актрису, и женщину. До нашей встречи Лотяну уже два раза был женат. А я даже ни с кем не встречалась. Но он умел ухаживать, был очень галантным, внимательным, элегантным. Он нравился женщинам и знал это. Ко мне Эмиль относился, как к ребенку, и я чувствовала себя защищенной. Ну а потом мы остались друзьями.
Помимо этого вы пережили труднейшие испытания: ведь ваш первый брак окончился трагически. Откуда взялись силы у такой молодой женщины, чтобы выстоять?
Вы знаете, потому и хватило сил, что я была молода. Потому что остался ребенок. Жизнь берет свое, в ней все очень мудро устроено. Сейчас мы находимся в этом измерении, и нам не дано знать, что происходит в других — с теми, кто уходит от нас. Наш мир по своей энергетике очень сильный, он заставляет тебя подняться и жить. И очень хорошо, что так устроено. Чем человек моложе, тем больше в нем этой энергии, тем сильнее он способен вбирать ее в себя. Когда мой муж, Олег Лачин, погиб, нашей дочери Ирине было всего восемь месяцев. А когда ей исполнился годик, я уже снималась. Взяла дочку, маму, которая помогала мне за ней ухаживать, и поехала на съемки. Конечно, это весьма грустный период в моей жизни, но у меня была работа и главное — желание жить, творить, я хотела сниматься, переживать всевозможные эмоции.
Ну, вы их, по-моему, и переживаете. Возле вас всегда были интересные мужчины, а сейчас — молодой муж. Где вы на этот раз встретили свою судьбу?
Мы встретились с Андреем Вишневским шесть лет назад на Московском кинофестивале, а расписались только в прошлом году. Нас познакомил критик Вадим Михалев во время закрытия фестиваля, и с тех пор мы не расстаемся. Сначала просто встречались, общались, нам было интересно друг с другом, ну а дальше все образовалось само собой. Андрей — драматург, окончил режиссерский факультет, учился у таких мастеров как Анатолий Эфрос и Анатолий Васильев. К тому же он — пишущий человек, в основном Андрей занимается драматургией, его пьесы идут в Германии. На «Мосфильме» уже сняли один фильм по его сценарию и сейчас с ним ведут переговоры по большому сценарному проекту.
Вы, Света, мужа вдохновляйте, чтобы он в новом проекте и вам роль написал. Или вы и без того заняты?
Я все время снимаюсь. Скоро должен выйти сериал «Воровка», в котором я играла. А сейчас я снимаюсь в фильме Николая Лебедева «Звезда» о разведчиках по роману известного советского писателя Казакевича.
И все же вас чаще всего, наверное, спрашивают о «Таборе». Вы не устали от его славы?
Нет. Я очень рада, что у меня есть фильм, о котором говорят уже 26 лет. Он принес мне популярность, признание, огромное количество международных призов. Можно сказать, я проснулась знаменитой на следующий день после премьеры. Правда, были и смешные случаи. Некоторые воспринимали меня как цыганку. Помню, в Харькове, в те времена, когда «Табор» триумфально шествовал по стране, меня пригласили выступить перед началом сеанса в самом крупном кинотеатре города. Дело уже привычное, выхожу на сцену и вдруг вижу, что весь зал битком набит цыганами. Как мне потом объяснили, они скупили билеты на все сеансы на несколько дней. Смотрю — кто сидит, кто стоит, а кто просто лежит в проходе, тут же разложив еду. Я начинаю говорить, но потом чувствую: что-то не так. Нехорошая такая тишина. И тут зал зашумел: «Позовите сюда директора!» Когда директор кинотеатра, который стоял за кулисами, вышел на сцену, цыгане затопали ногами, стали кричать: «Кого ты нам привел? Обещал красавицу Ряду, а притащил какую-то девчонку в очках!» Я сначала ужасно растерялась, переживала, но потом поняла, что это оптический эффект сработал. В жизни я маленькая и хрупкая, а на экране получилась крупной и дородной. Хотя я и тогда, когда снималась в «Таборе», и сейчас вешу 52 килограмма. Экран укрупняет мою фактуру, поэтому меня и на улице редко узнают.
Вот теперь дошла очередь до комплиментов. Глядя на вас, Света, лишний раз убеждаешься, что внутреннее состояние очень даже отражается на внешнем: вы совершенно замечательно выглядите.
Спасибо. Думаю, что дело тут вот в чем: каждый человек чувствует свой внутренний возраст, а я себя сейчас ощущаю на 36-37 лет.
Ну, вот вы так и выглядите!
Я даже не могу себе представить, что мне сорок лет или больше. Сколько на самом деле, даже не вспоминаю. Я не чувствую усталости от жизни, не чувствую себя умудренной опытом матроной. И, мне кажется, это состояние очень важно. Я никогда не морила себя никакими диетами. Огромное спасибо природе, которая сотворила меня такой. Единственное; я не ем мяса, яиц и вообще ничего «убиенного».
Пожалуй, это как раз то «единственное», которое в таком деле весьма важно. Вы, значит, вегетарианка?
Да, вегетарианка с пятнадцатилетним стажем. Хотя в юности с удовольствием ела отбивные, мясо с кровью. Но в какой-то момент организм стал отторгать такую пищу. И на сегодняшний день я уже не понимаю, как это можно было есть. Даже рыбу не ем.
Строго. А дома что вы готовите?
Вот все вегетарианское и готовлю. К тому же мой муж, который раньше тоже ел мясо, сейчас от него отказался. Только не подумайте, что я ему внушала: «Нет, не ешь!» Пожалуйста, если хочешь — вокруг столько магазинов, где можно купить что угодно. Мы едим овощи, фрукты, каши. Я, например, очень люблю кукурузную кашу — мамалыжку. Но я ее готовлю не так, как в деревне, а очень просто. Засыпаю стакан кукурузной муки в кастрюльку, заливаю водой один к двум с половиной, когда закипает, мешаю две минуты, добавляю туда брынзу, немножко сметанки. Делаю к каше салат; листья салата, помидоры, перец. Все, готово.
И как у вас эта каша называется?
Просто — «здоровье». Маша смеется, что у Светы вся еда «Здоровье»: салат «Здоровье», суп «Здоровье». Никаких бульонов я, разумеется, не признаю, Даже если сладкое делаю, тортик, например, то и он «здоровье» — из овсяной крупы с яблочным пюре. И вкусно получается.
А в том, что касается одежды, у вас вкус природный или стилисты что-то советуют?
Нет, я все сама выбираю, Для меня в одежде важно, чтоб она была функциональной, удобной, из натуральной ткани, чтоб была приятна телу. В моем гардеробе нет ничего синтетического. Вообще, я люблю простую форму одежды, спортивную. И даже если это вечерний наряд, то и в нем все должно быть предельно просто. Из цветов предпочитаю натуральную гамму, но люблю и красный, сочный. Я же одно время даже выступала как модель.
Как интересно! Об этой вашей роли я ни разу не слышала. И когда вы вышли на подиум?
Первый раз еще двадцать лет назад, в Риме, когда ездила туда представлять картину «Табор уходит в небо». Я просто НИКОМУ тогда об этом не рассказывала, чтобы не было неприятностей. После премьеры фильма мне предложили поучаствовать в показе мод, потом я снялась там для нескольких дамских журналов. Демонстрировала в Италии одежду прет-а-порте и даже нижнее белье. А это не у всех получается, как мне рассказывали. Но организаторы дефиле посчитали, что я справлюсь, так как в фильме снималась обнаженной, что их тогда безумно удивляло.
А вы храните одежду, которая связана с чем-то важным для вас?
Да, я храню платье, в котором получала гран-при на международном фестивале в Сан-Себастьяно за роль в «Таборе». Мне его специально пошила для этой церемонии одна очень хорошая портниха в Кишиневе, которая, к сожалению, уехала за границу. Был когда-то такой материал кримплен, который я достала тогда по блату — синий в цветочек, с красивой каймой. И вот из него мне сделали платье. Еще у меня есть украшение из монет, которое носила на лбу цыганка Рада в фильме, юбка цыганская осталась, шаль роскошная, в которой я снималась. Я все выкупила у студии, потому что для меня это знаковые вещи. Шаль старинная, совершенно потрясающая: на натуральном шелке вручную вышиты красные цветы. Одно время я надевала ее на концерты, а потом мне стало жалко такую вещь трепать. Хочу ее сохранить, как реликвию, пусть останется моей внучке, которая дальше ее по женской линии будет передавать.
А вы так уверены, что продолжится именно женская линия?
Уверена. У меня хранится специальный амулет, передаваемый по наследству, и у той девушки в нашем роду, которая его получит, будут рождаться только девочки. И, как видите, наша женская линия расцветает! (на фото Светлана с дочерью Ириной)
