Рената Литвинова
Источник вдохновения – талантливые люди. На дружбу нет времени, но есть соратники и близкие. Широкие жесты как способ омоложения… Рената Литвинова – честная, открытая, свободная. Такая, какая она есть.
На Ренате: часы Rado r5.5 White Jubile, белая high-tech керамика, бриллианты
ДО: К каким годам вы почувствовали, что сложились как личность? Когда сформировались вкус, представления о собственном стиле и поведении?
РЛ: Все-таки у меня позднее зажигание, и все мои главные прозрения пришлись после 33 лет, более того, до этого я все больше страдала и тяготилась своим присутствием, так сказать, в «материальном мире», а в теперешний свой период у меня много смыслов и мотиваций «рАди любимых», но материальный аспект меня по-прежнему напрягает.
ДО: Наверное, все вышеперечисленное происходит само собой. Но ведь бывает, когда человек думает: я буду вести себя так, появляться в такой одежде, делать определенный макияж – мне это идет. А вот по-другому не буду – мне это не подходит. Есть элементы внешнего вида и поведения, которые вы прививали себе?
РЛ: В молодости идет все, особенно если худая и есть основа, а после сорока я с грустью отношусь к молодящимся одногодкам и себе самой устанавливаю лимит – быть и выглядеть адекватно своему возрасту, никаких мини с голыми морщинистыми коленками, прозрачных платьев на ветру, челочек, копытец вместо туфель и буйства красок.
РЛ: Достаточно самонадеянно про себя утверждать, что я «не такая, как все». Я никогда не стремилась к понятию «нормы», более того, для меня это – практически могила всех мечтаний, в обывателе нет ничего плохого и подрывного, но для творчества отсутствие всего безумного… Творческая единица так не может.
ДО: Сложно ли это – оставаться индивидуальностью? Кажется, вокруг очень много людей, обстоятельств, которые пытаются сделать человека, чтобы он был «как все». Вы ощущали это на себе?
РЛ: Только в далекой юности, но меня никто особенно не досматривал и не давил, я рано ушла жить самостоятельной жизнью, в 17 с половиной лет, едва поступив во ВГИК, а в нашем киноинституте все только и стремились к индивидуализму. На нашем сценарном факультете каждую неделю мы зачитывали свои опусы и публично их обсуждали. Самые правильные и положительные, как правило, полубездарные, не ценились никогда, их «забивали ногами» на этих читках, поэтому я формировалась в среде отъявленных индивидуалистов.
Рената Литвинова с дочерью Ульяной
ДО: Известно, что во ВГИКе многих студентов с собственным ярко выраженным характером ломают, сбивают спесь, им говорят, что они – никто. И тут нужно либо ломаться, либо бунтовать. Как Тарковский. Как это было у вас?
РЛ: Во ВГИКе мягко ломают, не насмерть, вот жизнь после ВГИКа – она сломала многих подчистую, как катком. От некоторых не осталось и имени, где они? Те, кто умерли, от них остались если не фильмы, хотя бы имена. Короче, в индивидуализме есть свой толк. Надо помнить себя и не предавать, любой ценой – таков мой выстраданный ответ.
ДО: Вам никогда не приходилось изменять себе и пытаться казаться такой, какой вы не являетесь?
РЛ: Все-таки я не взращивалась в эпоху сталинизма и я, бывало, выдавала себя за «хуже и ужасней», чем я есть, а вот положительную из себя никогда не строила.
ДО: Так бывает, когда пытаешься понравиться кому-нибудь?
РЛ: Когда кто-то нравился мне, я не пыталась понравиться, а просто захватывала человека, достаточно прямолинейно и простодушно. Я не способна к выжидательным стратегиям, мне всегда казалось, что жизнь очень коротка и я могу не успеть.
ДО: А вы замечали, что некоторые девушки перенимают ваши черты, и жесты, и манеры?
РЛ: Такое бывает, когда пытаешься нащупать свой стиль, я за такое не осуждаю.
ДО: Неоднократно слышал, как про вас говорили «странная». А вы в себе находите странности?
РЛ: Я не могу отлететь от себя и, став «нестранной», обнаружить себя, как постороннюю, всю-всю странную.
ДО: Когда о человеке говорят, что он странен, это скорее хорошо или плохо? От слова негативом веет или, напротив, позитивом?
РЛ: По-разному, есть неталантливо и бытово-странные, графомански и искусственно имитирующие странность, есть в этом фальшь.
ДО: Как вам кажется, а вы сильно меняетесь с возрастом?
РЛ: Внешне, конечно, ветшает оболочка, а внутри все такая же. Вся в надеждах на любовь, как в единственном смысле этой достаточно бессмысленной жизни.
ДО: Выглядите вы восхитительно, и это не мое подхалимство, говорю честно, от души. Но хочется вас спросить – и как автора фильма «Нет смерти для меня», и как женщину: как вы понимаете это выражение – «красиво стареть»?
РЛ: Визуально это легко сформулировать – как красиво состариться – быть не откормленной и не отдышливым «пельменем», а все-таки худой и с достоинством. Все-таки оставаться адекватной и рабочей единицей, иметь свое дело, свой смысл жизни. Ради кого-то жить, кем-то и чем-то интересоваться кроме себя и своих отпрысков. Меня всегда отвращают потребители. В зрелом возрасте надо отдавать. Пространство вытесняет человека с возрастом, с собой ничего не утащишь. Я – противник материальных накоплений, я – за немыслимые жертвы, жесты и растраты во имя красивых идей и любимых людей.
ДО: В ролике компании L’Oreal Paris, лицом которой стали, вы говорите, что «Ревиталифт Полное Восстановление» – не просто крем. Что это источник молодости. А что вам еще нужно для то- го, чтобы ощутить себя моложе? Может, влюбленность? Общение с определенными людьми? Может, конкретные кино-книги-музыка?
РЛ: Все талантливое меня вдохновляет, я не могу заснуть, не прочитав какой-то текст, поэтому красота для меня – совокупность и внешней оболочки, о которой надо заботиться, и внутреннего мира. Не может быть перекосов в сторону тренировок тела и деградации женщины как личности. Надо быть всегда на стреме – это в каком-то смысле вечная работа над собой, но кто сказал, что человек должен здесь, в этой жизни, отдыхать?
ДО: А как L’Oreal Paris вам предложили сотрудничество?
РЛ: Это было как в сказке, ведь я дитя Советского Союза, когда все волшебные баночки L’Oreal были магическими эликсирами красоты, и вдруг я попала в эту семью. Чувствую себя очень ответственной за такое назначение, вот почти каждый день втираю в себя все эти любимые крема, кроме того, что с утра до вечера репетирую сейчас в театре пьесу Агаты Кристи «Свидетель обвинения».
ДО: Читал где-то, что Рустам Хамдамов посоветовал вам прислоняться лбом к стене, если не приходит нужная мысль или решение. Часто ли следуете этому совету?
РЛ: Это скорее ритуал, чем метод вызывания мысли. Кого-то прислоняй- не прислоняй к стене, все пустое.
ДО: У вас случались творческие неудачи? Скажем, начинали писать сценарий, но не удавалось, и вы отказывались от идеи?
РЛ: Без неудач нет удач. Все мои удачи – продолжение неудач. Просто на удачи должно уйти время, когда минус превращается в плюс.
ДО: Как сценарист легко соглашаетесь переделывать написанное?
РЛ: Очень легко, особенно когда сама себя продюсируешь и нет бюджета, с легкостью переписываешь сцены, и хочу подчеркнуть, получается даже точнее.
ДО: У вас есть слова и выражения, которые вы терпеть не можете?
РЛ: Все-таки когда много и громко, словно в лесу, говорят – не люблю болтливых, особенно по телефону, очень раздражает. Надо их как-то упразднять из жизни. Я вот всегда ставлю телефон на беззвучный режим и тоскую по пейджерам и телефонным будкам. А многоговорящий по телефону мужчина – это сплошная досада.
ДО: Прочитал, что вы запатентовали свое имя как товарный знак. А как это можно использовать теперь? В чем профит?
РЛ: Запатентовала, чтобы другие его не использовали, есть и такие случаи. Государство у нас в правовом аспекте защиты авторских прав не вполне совершенное.
ДО: Вы вообще хорошо ориентируетесь в бизнесе? Понимаете, как можно выгодно вложить деньги, на чем заработать?
РЛ: Я пока только вкладываю, например, в свой фильм «Последняя сказка Риты», свои заработанные гонорары. Такие жесты «потратить все деньги» очень меня омолаживают, есть стимул все начать с чистого листа, как когда-то после ВГИКа, когда было по карманам шаром покати.
ДО: Но вы кино когда-нибудь рассматривали как бизнес?
РЛ: Кино на нашей территории всегда для меня было искусством и альтруизмом.
ДО: Вы торговаться умеете?
РЛ: Про деньги всегда говорю с уважением. Деньги – это всегда чья-то кровь.
ДО: Чувствуете неловкость, когда обсуждаете, например, гонорар?
РЛ: Раньше ложная неловкость была, сейчас нет. Если нет времени, сил обсуждать гонорары, прошу агента.
ДО: На ваши сценарии часто покушаются режиссеры и продюсеры?
РЛ: Сейчас я никому не продаю свои тексты. Жалко. Сама сниму. Со сценариями всегда проблема, так что я не разбрасываюсь наработками.
ДО: Как вам кажется, насколько в киносообществе важен талант и в какой степени – связи?
РЛ: Талант важнее. Есть бездарности со связями, и что? Но есть и таланты без связей. Важен характер и талант.
ДО: Вы могли бы сказать, что общение с «правильными» и «нужными» людьми помогло вам реализоваться в кино? Есть люди, без которых вы, будучи талантливым человеком, писали бы в стол?
РЛ: Было бы прекрасно, если бы я писала в стол, а не распыляла себя на людей со связями. Я много отвлекалась. Надо аккумулировать себя, чтобы совершить прорыв.
ДО: Вы снялись в эпизодической роли в фильме Николая Хомерики «Сердца бумеранг», он снялся в «Последней сказке Риты». Сложно работать с друзьями?
РЛ: У меня нет времени дружить, у меня есть соратники и любимые.
ДО: А как вы с Земфирой сотрудничаете? Представляется, что вы очень разные, полярные по характеру люди. Вы – мягкая и нежная, Земфира – жесткая и шумная. Как вы находите общий язык?
РЛ: Она большой профессионал и перфекционист, в работе она незаменимый соратник.
ДО: Киновед Кирилл Разлогов охарактеризовал «Последнюю сказку Риты» как «осатанелое эстетство». Необычная характеристика. Что скажете?
РЛ: Только «спасибо» ему.
ДО: Я так понял, что этот сценарий вы хотели снять давно, лет аж 15 назад. В чем были проблемы? Почему нельзя было сделать это раньше?
РЛ: Если бы хотела раньше, сняла бы. И это не тот сценарий, который был 15 лет назад, там есть пара эпизодов оттуда, но тогда было время дремучей реальности, сейчас я из нее окончательно выпала и формирую свою. Так что всему свое время.
ДО: Чем для вас ценно имя Рита?
РЛ: Секрет. Имею я право не исповедоваться?
ДО: В какой степени вы снимаете кино для зрителя и в какой – лично для себя?
РЛ: Все-таки сначала для себя, откуда я знаю, что надо зрителю, я сама – свой зритель. Если совпадает – это уже отдельное счастье.
ДО: Правда, что вам предлагали преподавать во ВГИКе, а вы не согласились?
РЛ: Когда-то Арабов предлагал взять сценарную мастерскую, но я тогда это отложила на пенсию, слишком много работы пока.
ДО: Видите ли вы новые тенденции в отечественном кино?
РЛ: Есть горстка безумцев, которые пытаются снять свое великое кино, но места Киры Муратовой и Алексея Германа пока вакантны. Гениев нет.
ДО: Как относитесь к новому поколению режиссеров в нашем кино, к так называемой новой волне?
РЛ: Я хорошо отношусь ко всем талантливым людям. Я ими вдохновляюсь.
ДО: Валерия Гай Германика вам нравится? Знакомы с ней?
РЛ: Нет, не знакома, видела только фильм «Все умрут, а я останусь».
ДО: Вам сейчас все-таки что больше доставляет удовольствие: пересматривать старое кино, советское, мировые шедевры или смотреть новое?
РЛ: Мне все нравится. Старое пересмотреть-перечитать – жизни не хватит. Так что я – чистая жертва кинематографа, покупаю билеты в кинотеатры… Вот дорепетирую спектакль во МХАТе, выпустим премьеру, потом кино, и начну жить жизнью «жертвы кино»: буду все смотреть, пересматривать упущенное. Это отдельное счастье – смотреть кино.
ДО: Интересно, такой человек, как вы, увольнял когда-нибудь кого- нибудь из съемочной группы?
РЛ: Да. За профнепригодность.
ДО: А еще тут в новостях всюду пишут, что вы своего монтажера избили. Это какое-то преувеличение… Или нет?
РЛ: Это я сама в одной передаче рассказала, как мало профессионалов в киноиндустрии и что один из бесконечной череды монтажеров меня довел, что я его хотела прибить, но он молниеносно спрыгнул со стула и ретировался. Его надо бы было выгнать из профессии, которой он не владел, но он оказался очень юрким и побежал «спасать» свою оболочку, так что ограничилось скорее высказываниями про его профнепригодность. Да и как я могла побить здорового парня?
ДО: К слову… А когда вы в последний раз били человека по лицу? И за что?
РЛ: Я ни разу не била человека по лицу. Это прям позор какой-то. Иной раз ругаешься, бегаешь за человеком в гневе, толкаешь его, кричишь, но мне не доставляет удовольствия бить кого-то.
ДО: На дочку хотя бы раз руку подняли?
РЛ: Детей вообще как бить? Они же слабее физически, и обзывать нельзя, оскорблять… Сегодня спрошу у нее, помнит ли она мои наказания?
ДО: Что, даже в угол не ставили? Не лишали карманных денег, походов в зоопарк, кукол?
РЛ: Дочери сейчас 10 лет, карманных денег она не просит, и я никогда не просила у мамы. В угол я не ставлю – это как-то унизительно для всех. Я расстраиваюсь, если появляются проблемы, и высказываюсь, иногда резко могу, но я все-таки всегда вырулю на поддержку.