Вероника Круглова. Часть I

КРУГЛОВА ВЕРОНИКА. Родилась в Сталинграде, затем жила в Саратове. Певица, очень популярная в 1960-е и 1970-е годы. Первый муж Вилен Кирилловский. Была замужем за ИОСИФОМ КОБЗОНОМ, затем за ВАДИМОМ МУЛЕРМАНОМ. Живет в Сан-Франциско.

Вероника Петровна Круглова родилась 23 февраля 1940 года в Сталинграде. Во время войны вместе с семьёй эвакуировалась из Сталинграда под Уфу. Эшелон немцы разбомбили, и целым остался только вагон, где ехали Кругловы. После войны семья переехала в Саратов. По окончании школы Вероника училась в театральной студии при саратовском ТЮЗе, но не окончив её пошла на эстраду. Она переехала в Ленинград, где не без помощи знаменитого джазового музыканта Давида Голощекина выиграла серьезный творческий конкурс. Два года выступала с ансамблем Павла Рудакова, после чего получила приглашение от Олега Лундстрема и ушла в его оркестр, где пробыла всего четыре месяца. В 1991 году эмигрировала в США.

Вероника Круглова: Мою жизнь с Кобзоном свекровь превратила в пытку

В 60-е и 70-е годы Вероника Круглова была популярна не меньше, чем сейчас какая-нибудь Алсу или Кристина Орбакайте. На концертах у нее редко случались свободные места, поклонники заваливали букетами, а Вероникины суперхиты — «Топ-топ, топает малыш», «Возможно», «Ничего не вижу, ничего не слышу» — с удовольствием пела вся страна. Но самое интересное не это. Вероника Круглова успела побывать замужем за двумя суперзвездами советской эстрады — Иосифом Кобзоном и Вадимом Мулерманом. Чтобы поговорить с Вероникой о супружеской жизни со столь знаменитыми мужчинами, к певице отправился спецкор «Экспресс газеты» Борис КУДРЯВОВ. Для этого ему пришлось перелететь через Атлантику, поскольку уже 12 лет Вероника живет в Америке, в городе Сан-Франциско. Борис преподнес певице букет из семи бордовых роз и, как выяснилось, угадал.

— Семерка — мое любимое число, — призналась Вероника. — Во время войны мы эвакуировались из Сталинграда под Уфу. Эшелон немцы разбомбили, и целым остался только наш вагон № 7. С тех пор люблю эту цифру…

Ветреная девушка

— А я читал, что вы родом из Саратова. — Мы туда переехали после войны: Сталинград-то весь разрушили, а в Саратове у отца был дом. Там и школу окончила, и в театральной студии при местном ТЮЗе училась. А потом, безумно влюбившись по молодости в артиста разговорного жанра, забросила учебу и пошла на эстраду. Я была ветреной и невероятно влюбчивой девушкой. Правда, моих увлечений чаще хватало дня на три, иногда на неделю. Самое большое — на месяц. Влюбляясь, я сразу дорисовывала образ любимого человека, пытаясь подсознательно втиснуть его в рамки собственного представления о настоящем мужчине. Несовпадения сразу разочаровывали, и интерес пропадал. Всю жизнь только и занималась тем, что искала совершенную любовь. Может, это мешало по-настоящему заняться профессией? Господи, почти у всех эстрадных артисток судьбы очень плохие…
— И что, этот ваш первый мужчина был известным конферансье? — Он работал в Сталинградской филармонии. Высокий, красивый, воспитанный — все, как говорится, при нем. Имя его сегодня никому ничего не скажет — Вилен Кирилловский. Этому человеку не давали спать лавры Аркадия Райкина. Не знаю, жив ли?

— И он вам прямо сразу разонравился? — Приезжаем как-то в Ленинград на гастроли. Администраторы, не зная, что мы супруги, каждому в отдельности предлагают перейти в Ленконцерт. Я сразу поставила условие, что решусь на этот шаг, только если рядом будет супруг. Мне отказали. А Кирилловский согласился остаться без меня! Его поступок мог означать лишь одно — развод. Совместные гастроли кое-как доработали. Чувствуя близость расставания, Вилен заявил: «Я совершил ошибку. Ты слишком молода и не доросла до серьезной семейной жизни». Спокойно собрал чемоданчик и канул в Лету. Так случилась моя первая жизненная трагедия. Слезы лились градом сутками. Пришлось возвращаться в Саратов. Через месяц от Вилена неожиданно пошли письма, в которых — душа нараспашку: работать и жить, мол, без меня не может, любит до невозможности. Друзья отговаривали: «Ни в коем случае не возвращайся, человек подло с тобой поступил!» Но в моей неокрепшей душе еще теплилось какое-то чувство, необходимо было увидеть предмет своего обожания. Приехав во время отпуска в Ленинград, я выяснила, что к тому времени моего бывшего муженька из Ленконцерта уже выгнали. Он стал работать в областной филармонии в группе популярной певицы Лидии Клемент, прекрасно исполнявшей песню «Карелия»… У этой женщины тяжелая судьба, к сожалению, она умерла от рака в 28 лет.

— И началась новая жизнь? — Не без помощи знаменитого джазового музыканта Давида Голощекина я выиграла серьезный творческий конкурс. Меня стали приглашать буквально во все суперпопулярные ансамбли Ленинграда. Я выбрала коллектив Павла Рудакова. Для девочки из Саратова эстрадный мэтр казался небожителем. Он считался любимцем Хрущева и вместе со своим партнером по сцене Бариновым часто уезжал в Москву на правительственные концерты. Два года, которые мы проработали вместе — самые счастливые в моей творческой жизни. Павел Васильевич относился ко мне, как к дочке. Я стала популярной, хотя никогда не пела раскрученные шлягеры. Мне нравились простые лирические песни. Два года, находясь почти в полунищенском положении, отработала в популярном коллективе. И вдруг получаю приглашение от Олега Лундстрема! Пришлось от Рудакова уйти. Правда, в знаменитом оркестре пробыла всего четыре месяца. Я забеременела от Иосифа Кобзона.

Странная свадьба

— Где же вы познакомились с Иосифом Давыдовичем? — Там же, в Ленинграде, на каком-то сборном концерте, примерно в 1963 — 1964 годах. Кобзон смотрел мое выступление из-за кулис. А после этого изъявил желание познакомиться. Вижу, спускается смешно по лестнице, как-то по-казенному — боком. Никак не представился, стал что-то говорить, говорить… Может, считал себя уже тогда королем сцены?

— Он вам сразу глянулся? — Как певец — категорически нет. Он был не очень пластичным и совсем не артистичным. Пел, как голосили тогда многие. Ничего особенного в нем тогда не было. Стоял на сцене истуканом, будто аршин проглотил, и натужно извлекал из себя звуки: «А у нас во дворе…» Это сейчас он стал великолепным певцом и исполняет песни намного лучше, чем в молодости. Как на мужчину я на него тогда не засматривалась. К тому же на том концерте он украл у меня ноты. Великолепный мелодист Станислав Пожлаков незадолго до того написал песню «Топ-топ, топает малыш», первой исполнительницей которой я и стала. В моей сумочке лежал ее единственный авторский клавир. Кобзон каким-то образом ухитрился эти ноты спереть.

— С чего вы взяли, что их стащил именно Кобзон? — Знакомые артисты рассказали, как он ковырялся в стопке нот. Пришлось позвонить ему в гостиницу «Октябрьская». «Да, мой музыкант случайно взял ноты. Прошу прощения. Можете забрать их в любое время», — произнес он надменно. Я же была приучена мамой, что ходить к мужчинам в гостиницу неприлично. «Нет, — отвечаю, — сейчас подъеду к гостинице. Пожалуйста, спуститесь и принесите ноты». Просьбу он выполнил. Не успел Пожлаков написать второй клавир и оркестровку, как наша песня была быстренько записана в Москве Кобзоном и Миансаровой. Такой поступок даже по прошествии стольких лет иначе как воровством назвать трудно.

— Когда же у вас с Кобзоном случился роман? — Наши отношения складывались непросто. Романом их назвать трудно, потому что долгое время они были односторонними: Кобзон всячески меня домогался и преследовал. Однажды коллектив Рудакова приехал на гастроли в Москву. Выступления проходили в Театре эстрады. Выхожу со сцены в буфет и слышу голос помощника режиссера: «Кто здесь Вероника Круглова? Срочно подойдите к телефону». Оторопело спрашиваю: «Вы не перепутали? Кто мне может звонить в Москве?» И слышу в ответ: «Иосиф Кобзон!» По тому, как все присутствовавшие обернулись, поняла: это имя в столице уже что-то значит. Иосиф хотел меня куда-то пригласить. Я отказалась, сославшись на личные планы. Но он приехал с какими-то друзьями. Меня это никоим образом не вдохновило: к ресторанным посиделкам я относилась отрицательно. Прошел год. Кобзон повадился ездить за мной по гастролям. Он к тому времени уже стал популярным певцом: когда появлялся в каком-то городе, это сразу становилось событием. Как-то в Москве на телевидении подошла редактор Ира Зинкина: «Тебя можно поздравить? Вы с Есиком женитесь?» — «Кто такое мог сказать?» — возмутилась я. «Как кто? Сам Кобзон!» Слова, брошенные всуе, сразу стали меня к чему-то обязывать. Я подрастерялась. Оказывается, можно так настроить людей, что им будет представляться: раз Круглова не вышла замуж за Кобзона, значит, он ее бросил. Общественное мнение стало оказывать на меня давление… Ухаживал Иосиф как-то обыденно. Цветами я и так всю жизнь была завалена на концертах. К сожалению, ничего хорошего, связанного с этим человеком, вспомнить не могу. Вместе мы были около трех лет. История совместной жизни состояла из вполне банальных этапов: сошлись, расписались, развелись, потом опять сошлись. В общем, сплошные долгие проводы — лишние слезы. Все эти неприятные перипетии связаны с личной драмой: брак с Кобзоном очень сломал меня, просто подавил морально. Как говорится, пропал жизненный и творческий кураж.

— Где проходила ваша свадьба с Кобзоном? — В старинном и очень красивом московском «Гранд-отеле». Он стоял позади гостиницы «Москва», на Манежной площади. На свадьбу было приглашено более четырехсот гостей. У Кобзона всегда и во всем присутствовал суперразмах. Все «нужные люди» находились за свадебным столом. Я чувствовала себя на собственной свадьбе брошенной всеми Золушкой. Расчета в моем замужестве никакого не было. В то время Есик был, как и я, нищим, то есть абсолютно никем. У нас тогда не было ни кола ни двора. Приходилось снимать махонькую 14-метровую комнатушку в огромной коммуналке в районе Каретного ряда. Иосиф делал все возможное, чтобы зацепиться за Москву, но председатель Моссовета Промыслов почему-то не разрешал ему сделать прописку. Однажды, выступая где-то публично, сказал, как ножом отрезал: «Живите у себя в Днепропетровске!» По настоянию Иосифа мне пришлось однажды идти с этой просьбой к его родному отцу Давиду. Он работал в Москве инженером. Впечатления от свекра не осталось почти никакого: маленький, щупленький еврейчик, сбежавший от первой супруги, когда самому младшему, Есику, было всего шесть лет. Сама я, работая в Росконцерте, могла какое-то время обходиться без штампа в паспорте. А муж пользовался временной студенческой пропиской. Он поначалу поступил в Гнесинское училище, потом стал выступать на сцене и учебу забросил. Позже, будучи уже зрелым мастером, институт Кобзон все-таки окончить сумел.

Бульдожья порода

— Вероника, а как складывались ваши отношения с будущей свекровью? — Ида Исааковна активно выступала против нашего брака. Эта женщина всегда оставалась для Кобзона единственным авторитетом, которому он не мог сказать «нет». К сожалению, она была малообразованной женщиной, очень резким, грубым, даже наглым человеком, этаким мастодонтом. Между дочерью и тремя ее сыновьями любимцем всегда оставался Есик. Но не сомневаюсь: если бы кто-то из других ее детей преуспел в жизни больше, чем он, мать стала бы «любить» больше того другого.

Однажды, еще в наш предсвадебный период, Ида Исааковна увидела фотографию, которую я подарила Есе с трогательной надписью: «Моему бульдожке!» Будущая свекровь очень обиделась. «Что это невестка тебя собакой обзывает?» — возмущенно укоряла она сына. На что тот честно признался: «Мать, в нас действительно есть что-то бульдожье!» Я и сама не подозревала, что так точно определю их истинную семейную породу. Широкая нижняя челюсть, мощные подкожные складки, упертый взгляд. А самое главное — хватка! Надо отдать должное Кобзону: при всей сумасшедшей любви к матери, он пошел вопреки ее воле и женился на мне. Но Иосиф оказался настоящим сыном своей мамаши: такой же жесткий, черствый и ужасно целенаправленный. Чтобы добиться своего, мог, не задумываясь, перешагнуть через всё и всех. У таких людей нет никаких принципов, кроме одного — обеспечения собственного благополучия. Когда мы стали ночевать вместе с Есей в той маленькой комнатушке, его мамаша вдруг зачастила к нам в гости. Жила она в то время в Днепропетровске. Кроме сына, в Москве у нее никого не было. Работая в разных коллективах, нам с мужем приходилось встречаться довольно редко. И каждая такая встреча считалась праздником. Но стоило появиться в комнате вместе, моментально наведывалась свекровь. И праздник превращался в пытку.

Иногда выходило, что родственница даже спала вместе с нами на раскладном диване! Свекровь пыталась как-то лечь на раскладушке, но ее негде было нормально разместить. Вот так сознательно и откровенно эта женщина разбивала молодую семью. Тем не менее каким-то чудом я умудрилась забеременеть. Беременность протекала тяжело: замучил токсикоз. Честно говоря, молодой, совершенно необустроенной семье, да к тому же без прописки, ребенок был совершенно ни к чему. Но Кобзон настаивал: как-нибудь справимся. Из-за беременности мне пришлось уволиться из оркестра Лундстрема. Потому что работать становилось все тяжелее и тяжелее. Однажды на гастролях в Чехословакии я так измучилась со своим неуправляемым токсикозом, что автобус, на котором мы пылили по европейским дорогам, постоянно останавливали, и друзья-музыканты водили меня до ближайшей канавы.

Продолжение следует…

Вероника Круглова: Кобзон заставил меня сделать аборт. Часть II