Золушка и Франсуаза Саган
Мария РУБИНА
Я проснулась рано утром и сладко потянулась. За окном шумел Париж, свежий ветерок легко колыхал занавески.
Я переехала в Париж четыре года назад, когда после смерти мамы мой отец, до сих пор красивый,обаятельный и легомысленный в свои сорок лет, женился на Сюзанне, бывшей певичке из кафешантана с двумя дочерьми, красивой, обаятельной, легкомысленной, но очень тупой.
В то лето мне минуло 18 лет. Я только что закончила Сорбонну по классу гобоя и радостно предвкушала жизнь, которая простиралась передо мной. Полузакрыв глаза, я вспомнила Жана, которого встретила в субботу в баре «Ле Бульон». Он был высок, строен и пользовался огромным успехом у женщин. Мы провели вместе чарующую ночь, полную необыкновенных сюрпризов.
В это время в дверь постучали. «Это Жан», — подумала я.
Дверь отворилась. В комнату вошёл Пьер. С Пьером я познакомилась в прошлое воскресенье. Он был высок, строен, зеленоглаз и пользовался огромным успехом у женщин. Пьер вытянулся рядом со мной на холодных хрустящих простынях. Три часа пролетели, как пять минут. Когда он ушёл, я полузакрыла глаза и начала радостно предвкушать жизнь, которая простиралась передо мной.
В это время в дверь постучали. «Это Жан», — подумала я.
Дверь отворилась. В комнату вошёл Жак. С Жаком я познакомилась в прошлый понедельник. Он был высок, строен, зеленоглаз, светловолос и пользовался огромным успехом у женщин. Жак вытянулся рядом со мной на холодных хрустящих простынях. Четыре часа пролетели, как пять минут. Когда он ушёл, я полузакрыла глаза и начала радостно предвкушать жизнь, которая простиралась передо мной.
В это время в дверь постучали. «Это Жан» — подумала я.
Дверь отворилась. В комнату вошёл Жан.
«Ты всё ещё в постели, моя крошка?» — спросил он и ласково поправил сбившиеся простыни. Собирайся, мы поедем в пригород Парижа к моему дяде. Тебе совершенно необходимо развеяться.»
«О, Жан!» — воскликнула я и бросилась ему на шею. Я поняла, что люблю этого человека.
Мы сели в новенький Пежо Жана и понеслись.
Вечером мы приехали на виллу, где жил дядя Жана — Франсуа и его жена Франсуаза.
Франсуа встречал нас в саду. Это был немолодой уже человек лет 80-ти, но всё ещё стройный и подтянутый.
— До чего же ты худая, крошка, — ласково сказал он и потрепал меня по щеке. Сердце моё ёкнуло. Я поняла, что люблю этого человека.
На следующее утро Франсуа пригласил меня в уютный ресторанчик на набережной. Мы пили вино, курили сигары и смотрели друг другу в глаза.
— Я хочу тебе кое-что сказать, крошка — наклонился ко мне Франсуа, — моя жена вот уже много лет импотент. Поэтому мы сейчас поедем в один очаровательный отель и проведём там два незабываемых дня.
Я поняла, что Франсуа не любит меня, но мне было всё равно. Сердце моё ёкало, и я поняла, что ещё больше люблю этого человека.
По дороге мы заехали в бутик, где Франсуа купил мне семьдесят пар изумительных туфель.
— Когда меня не будет, эти туфли напомнят тебе обо мне, — грустно сказал Франсуа, и в глазах его заблестели слёзы. Как я любила этого человека!
Мы провели в отеле два незабываемых дня.
На третий день Франсуа уехал. Его ждала Франсуаза. Я лежала на кровати и плакала. Через два часа позвонили из полиции.
— Мадемуазель, мы нашли фиат с трупом Вашего дядюшки, — раздался вежливый голос полицейского. — В его трусах лежала записка с Вашим именем. Не могли бы Вы подъехать для опознания трупа?
Я стояла над пропастью, куда упал Франсуа вместе с фиатом, не справившись с управлением.
— У него есть близкие, кроме Вас? — участливо спросил полицейский.
Я обвела взглядом пропасть.
— Кроме меня у него никого нет, — ответила я.
Через несколько дней я вернулась на виллу, прижимая к груди туфли, подаренные мне Франсуа.
— Где ты пропадала?! — бросился ко мне Жан. — Мы просто места себе не находим с Франсуазой!
Какой он всё-таки хороший, подумала я, и в сердце ожила моя прежняя любовь к нему.
— Франсуа больше нет, — прошептала я.
— Зато он оставил нам приличное состояние, — обрадовался Жан.
Прошло три года. Я до сих пор живу с Жаном. Каждый вечер, когда он засыпает, я достаю из шкафа туфли и ломаю на них каблуки. Мне кажется, что только когда я переломаю все каблуки — я смогу забыть Франсуа.
— Здравствуй, — говорю я и отламываю один каблук.
— Хрусть! — раздаётся звук сломанного каблука.
— Здравствуй, — говорю я и отламываю другой каблук.
— Хрусть!
— Здравствуй!
— Хрусть!
