Советские бизнесмены. Миллионеры из хрущоб

Вопреки распространенному ныне заблуждению развитое частное предпринимательство появилось в России отнюдь не вследствие политико-экономических преобразований начала девяностых годов минувшего столетия.

Скорее всего, тогда оно прекратило свое существование, а золотые годы российского предпринимательства выпали именно на время, вошедшее в отечественную историю, как эпоха застоя. Стоит отметить, что бизнесмены в советской России были во все времена, причем, всегда были больше, чем просто бизнесмены. Свою предпринимательскую деятельность им волею судеб и Уголовного Кодекса РСФСР приходилось совмещать еще и с основной работой, а также с нелегким опытом партизан-разведчиков, рискующим буквально на каждом шагу. О них и пойдет речь в настоящем материале.

Как все начиналось

Начало расцвета частного бизнеса в Советском Союзе связано с именем Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Собственно, деятельность указанного Героя Советского Союза и трижды Героя Социалистического Труда, которая привела к чудовищному дефициту промышленных товаров и продуктов питания, в конечно счете и спровоцировала появление в стране подпольных производств и массовой спекулятивной торговли. Как известно, всякое рыночное предложение рождает наличие спроса, а в условиях острейшего дефицита буквально на все, появление устойчивого спроса почти стопроцентно гарантировано. Действительно, если попытаться дать более или менее точную характеристику того времени, то получится что-то вроде: “при Хрущеве ничего не было, а при Брежневе вообще ничего не было”. В немалой степени прогрессирующему дефициту в стране способствовали популистские действия самих властей. Все же помнят, как вслед за лозунгом Хрущева “зальем Советский Союз молоком”, в стране перебили большую часть коров, а когда Горбачев пообещал утопить сограждан в виноградном соке, с лица советской земли почти исчезли все виноградники. Больше того, в это время в угоду неизвестно кому на месте столичных регионов начинается строительство “потемкинских деревень”. Сюда начинает свозиться буквально все, что успевают производить национальные производства.

Как результат, если, скажем, в каком-нибудь Энске действовал и выполнял свой двухсотпроцентный план мясокомбинат, автомобильный завод и кондитерская фабрика, то ни мяса, ни автомобилей, ни конфет приобрести в Энске было невозможно. Приходилось ехать в Минск, Москву, Киев, или другой совхоз имени и светлой памяти товарища Потемкина. При этом приложили свою липкую руку к дефициту и цеховики со спекулянтами, которых в настоящее время почему-то принято считать чуть ли не главными снабженцами рядовых советских граждан. Спекулируя и наживаясь на дефиците, указанные лица постоянно прямо и косвенно заботились о создании условий для поддержания этого самого дефицита. Так, например, имея в хороших знакомых заведующего хозяйственным или продовольственным магазином, можно было организовать порядок, при котором любой заказанный этим магазином товар широкого потребления вообще не появлялся на прилавках, раскупаясь в объемах целых партий еще на складах. Таким образом, если бы не уголовная статья, предусматривающая наказание за хищение соцсобственности, можно было бы предположить, что государство и спекулянты делали одно общее дело.

С другой стороны, кардинально противоположная ситуация наблюдалась на государственных предприятиях, где ни о каком дефиците не могло быть и речи. Денег и материальных ценностей здесь почти не считали, а в пылу промышленной и военной гонки со странами загнивающего Запада, часто забывали и про ведение простейшего учета образующихся излишков. Само собой, для людей предприимчивых госпредприятия с заваленными сырьем, оборудованием и полуфабрикатами цехами и складскими помещениями представлялись в качестве своего рода El Dorado – сказочным миром без тормозов.

Объяснить такую феноменальную щедрость можно одним простым словом. Слово это – госплан. Помимо всех прочих достоинств и недостатков, применение в экономической сфере государственного планирования диктует и соответствующее отношение производителей к имеющимся в наличии материально-производственным запасам. Данное отношение в свою очередь обуславливается степенью индустриально развитости того или иного государства. Так, в беднейших странах с недоразвитой промышленностью и нищей инфраструктурой госплан, как правило, определяет экономное отношение к ресурсам и их потреблению. В конечном счете, всякое планирование внедряется в целях экономии и рационального использования имеющихся в наличии средств, а формула “экономика должна быть экономной” в развитых странах уже почти не применяется в силу своей труднореализуемости и развития демократического общества.

В тех же странах, чья экономика на определенном этапе исторического развития производственных сил достигает для всех прочих государств результатов (СССР, США, Китай), госплан либо самоликвидируется, либо, как вариант, трансформируется по образу и подобию системы кредитно-финансового участия Китайской Народной Республики. Третий, и последний вариант развития системы жесткого администрирования экономики в промышленно развитых странах – деградация.

Здесь национальная экономика способна деградировать до состояния, определяемого формулой “обогнать – переплюнуть – перепить”. Со своей стороны Советский Союз, движимый мудрым руководством и жаждой революционных пожарищ по всей планете, с легкой руки либерала Никиты Хрущева воспользовался третьим сценарием, который, разумеется, уже не предполагал никакой экономной экономики. С этого в СССР и повелось массовое воровство, а в уголовном законодательстве появилась расстрельная статья за хищение социалистической собственности.

Поэтому, когда рассуждают о феномене советской экономической преступности, то больше лукавят, нежели говорят правду. На деле никакого феномена вовсе не существовало. Цеховики, спекулянты и их клики не появились в СССР на ровном месте. Они попросту завелись в стране, подобно тому, как заводятся в квартире грызуны и насекомые – то есть по попустительству и разгильдяйству самих хозяев жилой площади.

Технология производства

Подпольные советские мануфактуры могли налаживаться как в частных домах и квартирах, так и на самих государственных предприятиях, которые, как оказалось, были способны с успехом работать не только в ударных темпах, но также в несколько производственных линий, рабочих смен и касс. Однако “левые” смены и безучетные производственные линии, возникшие и окрепшие в недрах советских фабрик и заводов, становятся обычным явлением только примерно с середины восьмидесятых, когда теневой бизнес, криминалитет, партийная номенклатура и репрессивный аппарат СССР окончательно поняли свою выгоду, приняли друг друга и начали дружить семьями. На первых же порах подпольщики работали разрозненно и создавали друг другу ощутимую конкуренцию. Сейчас это кажется нонсенсом, но в стране, где над всей экономикой главенствовал административный план, частный бизнес развивался по самым что ни на есть демократичным западным принципам гражданского общежития. Проще говоря, производили и продавали все, что можно было произвести и продать, ну, или украсть.

Более того, даже государственные учреждения, ничего и никогда не производившие, также нередко работали по принципу нескольких бухгалтерий. Сюда можно отнести, в первую очередь, различные контрольно-разрешительные бюро, ЗАГСы, объекты культурно-развлекательной индустрии (санатории, кинотеатры, зоопарки, дома отдыха), а также кладбища. Здесь за конвертную плату какому-нибудь местному олигарху-подпольщику можно было утвердить и заверить любую бумажку, пристроить своего ребенка на время летних отпусков в оздоровительный лагерь, выхлопотать инвалидность, подвинуться в очереди на квартиру и машину, или даже устроить фамильный склеп на муниципальном кладбище.

Отдельного упоминания заслуживает сфера общественного питания, которая во все времена питала, прежде всего, самих поваров и директоров столовых-ресторанов. Вся прелесть работы в общепите состояла в том, что показатели калькуляционных карт на реализуемые блюда были практически непроверяемыми. При этом никаких единых норм выхода готовых блюд с фиксированным учетом потерь при их изготовлении, разогревании, охлаждении и порционировании просто не существовало.

Поэтому, определить, сколько мяса и овощей из заявленных в бухгалтерской документации шло на салат, а сколько мимо этого самого салата в другие блюда, было не просто трудно, а практически невозможно. И если в магазинах и на розничных рынках продуктовый обвес и обсчет в силу их примитивности и несложной доказуемости всегда было принято считать уголовно наказуемым правонарушением, то в системе общественного питания всякое мошенничество и воровство списывалось

на секреты кулинарного мастерства и особенности национальной кухни. Неслучайно шеф-повара и заведующие ресторанов и столовых в Советском Союзе почитались по примеру счастливейших алхимиков, которым удалось-таки вычислить формулу изготовления золотых слитков при помощи чугунной сковороды, поварешки и алюминиевой кастрюли.

Одними из самых безопасных с точки зрения возможности угодить под проверку органов БХСС, были цеха, организованные по принципу так называемого “безотходного производства”. Наиболее распространенными здесь были предприятия, занятые на обработке упаковочных материалов, или проще говоря – “обертки”, которая, в принципе, должна была идти, либо на утилизацию, либо попросту уничтожаться. Из такой обертки могло изготавливаться все, что угодно – вплоть до сборных гаражей и дачных построек. Кстати, “серые” цеха, работающие по такой технологии, наряду с государственными учреждениями, работающими на две кассы, приносили своим владельцам одни из самых высоких прибылей, на которые коммерсантам можно было рассчитывать в то время. Дело в том, что мебель во всех страхах мира изготавливается из ДСП, а патронные ящики всегда делались из высококачественной древесины.

Другие цеха могли использовать в своей деятельности заводской брак, или, скажем, уничтожаемые излишки производственного процесса. Так, в конце 80-х годов минувшего столетия, в Москве, Суздале, Перми, Саратове, Ульяновске и Махачкале были осуждены руководители (свыше 10) и участники (свыше 70) незаконных производственных объединений, регулярный доход которых по версии следствия составлял от 20 до 35 миллионов рублей. Все они были заняты изготовлением и реализацией обыкновенных бетонных блоков, используемых в малоэтажно строительстве. Естественно, сам бетон шел с государственных строек. Как правило, инициаторами организации подпольных цехов выступали либо замдиректора заводов ЖБИ, либо прорабы, работавшие там же. Когда один из расхитителей, некто простой советский миллионер Данилов Вячеслав Юрьевич, давал показания, то выяснилось, что до такой жизни его довели постоянные жалобы подчиненных сотрудников – водителей, которых не устраивал ни план работы ЖБИ, ни график работы заказчиков.

Выходило, что последние несколько рейсов с гружеными бетоном самосвалами оказывались вообще никому ненужными. Так, несмотря на то, что официально графики работы ЖБИ и строительных объектов примерно совпадали, строителям необходимо было время для выработки материала, подвезенного в предыдущие рейсы. Учитывая же скоропортящийся характер материала и его дороговизну, стройки отправляли водителей, прибывших в конце рабочего дня, куда подальше. Поэтому, бетон развозился по лесам и полям, где и обретал свое вечное пристанище. При этом ситуация изменилась только тогда, когда предприимчивым служащим госпредприятий надоело выбрасывать бюджетные деньги мимо своего кармана.

Зачастую “левые” рынки могли появляться с молчаливого согласия партийного руководства, уставшего хранить свои миллиардные сбережения от объективов фотокамер и завистливых глаз своих западных единомышленников. К примеру, в годы правления нобелевского лауреата Михаила Горбачева на фоне продуктового дефицита, наблюдаемого в магазинах по всей стране, многократно выросли обороты черного рынка продуктов питания. В частности, доклад ОБХСС конца восьмидесятых гласил о том, что число пресеченных спекуляций на этом рынке по сравнению с показателями 1984 года в целом увеличилось в 32 раза. Что касается красной икры, то тут показатели выглядели еще более впечатляюще – число переваливало за полторы тысячи раз. Каким образом рядовые советские спекулянты могли снабжать страну продуктами питания в промышленных, госплановских масштабах догадаться несложно. С водителями и бульдозеристами, уничтожавшими на свалках по чьему-то неведомому указанию мясо, водку, икру и сигареты договориться не составляло особого труда.

Как боролись с нелегалами

Как в любом другом развитом в политико-правовом отношении государстве, экономические преступления в СССР воспринимались, как плевок в лицо всего конституционного строя и карались самым строгим образом. Еще 7 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной собственности, в котором расхищение госимущества рассматривалось как политическое преступление.

При отягчающих обстоятельствах постановление предусматривало применение высшей меры наказания, а при смягчающих расстрел заменялся 10 годами лагерей. 22 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР также приняли постановление о борьбе со спекуляцией, которое в качестве минимального наказания за это преступление предусматривало лишение свободы на 5 лет с конфискацией имущества.

Некоторая либерализация в этой сфере произошла после окончания Великой Отечественной войны, однако, начиная с 6 июля 1961 года, по личному указанию самого Хрущева к осужденным по экономической статье лицам вновь могла применяться высшая мера наказания, то есть смертная казнь.

Более того, в период с 1960 по 1960 год принимается ряд сомнительных с точки зрения соответствия их нормам Конституции СССР и Уголовно-Процессуального Кодекса РСФСР актов, которые к середине 1962 года окончательно оформили административный порядок изъятия нетрудовых доходов граждан без доказательства вины последних. С этого времени практически любой гражданин мог лишиться своего личного автомобиля, дачи, и даже мебели по решению местной администрации – исполкома.

Наводить страх и ужас на представителей экономического подполья были призваны сотрудники ОБХСС Главного управления милиции СССР- отдела по борьбе с хищением социалистической собственности и спекуляцией, созданного в 1937 году в целях выявления и расследования экономических преступлений в организациях и учреждениях государственной торговли, потребительской, промысловой и индивидуальной кооперации. При этом, несмотря на то, что ряды следователей и дознавателей ОБХСС во все времена составляли лучшие кадры НКВД, а впоследствии и МВД СССР, работа в части ликвидации экономической преступности шла с переменным успехом, причем перевес всегда был явно не в пользу правоохранителей.

Объяснялось это, в первую очередь, тем, что преступления в этой сфере почти всегда носили скрытый, кулуарный характер, то есть негативные последствия от их совершения были неочевидны и могли проходить без огласки практически бесследно. Директора заводов и старшие экономисты, вынужденные в лучших традициях дикого запада кровью и потом столбить себе место под солнцем, выбивая из государственных резервов сырье, финансы и людей, в конечном счете считали свои предприятия полноправными хозяевами всего, что находилось на их территории. По этой самой причине сор из избы выносился нечасто, с недовольством и, за редким исключением, с прямыми и неотвратимыми последствиями для высшего руководства предприятий. На мелкие материальные недостачи и огрехи руководителей среднего звена здесь предпочитали вовсе закрывать глаза, нежели давать ход скандальным и беспощадным проверкам ОБХСС.

Поэтому оперативникам приходилось искать другие методы выявления краж и злоупотреблений. Как правило, ход расследования в этой сфере шел в обратном порядке, то есть сначала выявлялись нетрудовые доходы, а затем уже и те обстоятельства, при которых они были присвоены. Всячески помогали в этом нелегком деле рядовые граждане и частые подельники цеховиков – спекулянты.

Представители малого предпринимательства – они же, выражаясь языком правоприменительной практики советского репрессивного аппарата, спекулянты, толкачи и барыги, как сейчас, так и в то время мало кого интересовали. Разумеется, в целях выполнения плана по раскрываемости экономических преступлений, отделы БХСС ежемесячно давали ход 10-15 делам в отношении спекулянтов-одиночек, однако, основная их масса пребывала в состоянии пожизненной разработки. Проще говоря, спекулянты “стучали”. На поставщиков, на руководство, на коллег, на постоянных покупателей, на зажиточных родственников, друзей, близких и так далее. Гораздо больший интерес правоохранителей представляли организаторы подпольных цехов.

Надо понимать, что утечка информации в среде цеховиков по причине сплоченности и высокой организованности последних была довольно редким явлением. Деловые и административные связи здесь строились на личной финансовой заинтересованности и общей пользе, которую мог принести подполью конкретный человек, а коммерческая тайна обеспечивалась авторитетом системы пенитенциарных учреждений самого Советского Союза. Поэтому посторонних людей здесь не было и быть не могло. Если, по какой-либо причине, человек переставал быть полезен подпольному цеху, его старались не отпускать на вольные хлеба, назначая некоторое подобие пенсионного обеспечения, полагающееся за прошлые заслуги и молчание, или же назначали на новую должность – ту, что попроще. Чаще всего цеховики, сами того не желая, хоронили себя самостоятельно, без чьего-либо деятельного вмешательства.

Для этого достаточно было пустякового анонимного доноса соседей, которым представилась возможность наблюдать за растущим благосостоянием советских подпольных миллионеров. К слову, нередко интерес соседей к постороннему кошельку был совсем небезосновательным. В действительности, имея по четыре автомобиля на семью, личных докторов, эстрадных клоунов и земельные участки по всему Советскому Союзу трудно не привлечь к себе внимание, по крайней мере, завистливых соседей, которые всегда хотели точно так же, но так и не смогли. Вдобавок ко всему прочему, стиль жизни на нетрудовые доходы диктовался и корпоративной культурой, существовавшей в среде подпольных предпринимателей и подразумевавшей наличие отношений круговой поруки. По примеру криминального мира цеховики были крепко накрепко повязаны друг с другом.

Правда, основой для таких тесных взаимоотношений здесь служили автомобили, дачи, обеды в дорогих ресторанах и другая атрибутика роскоши. При этом теневики часто забывали одну простую истину о том, что, получая из государственной кассы ежемесячную заработную плату в 250 рублей, нельзя позволять себе месячное проживание на 250 тысяч рублей. На самом же деле покончить с частным бизнесом в Советском Союзе оказалось проще простого. Сейчас невозможно определить степень участия цеховиков и прочих воротил подпольного капитала в уничтожении советского государства, однако то время, когда партийная номенклатура решила похоронить СССР, оказалось роковым, в том числе, и для многих тысяч организаторов частновладельческих промышленных производств. При этом всего-то и дел требовалось, что разворовать, обанкротить и позакрывать государственные предприятия.