Первым подарком Николая Александровича был, по воспоминаниям Кшесинской, «золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами», на котором она выгравировала год знакомства с ним и год начала близких отношений (1892). Когда балерина стала жить отдельно от родителей вдвоем с сестрой, возлюбленный подарил ей к новоселью восемь водочных чарок из золота с драгоценными камнями. В сезоне 1896-1897 годов, уже после женитьбы Николая II, его родственники — великие князья Владимир Александрович, Михаил Николаевич, Алексей и Павел Александровичи Романовы подарили танцовщице брошь в форме кольца с бриллиантами и четырьмя крупными сапфирами (очевидно, Романовы знали о пристрастии Малечки к этим драгоценным камням).

В день своего бенефиса в 1901 году Кшесинская получила традиционный для бенефисов артистов Императорских театров «царский подарок», но не дежурный, или, как она выражается, «шаблонный», «особым изяществом не отличавшийся», а выбранный лично царем: брошь в виде змеи с бриллиантами и сапфиром-кабошоном. Чтобы читатели мемуаров не подумали дурного, Кшесинская скромно поясняет, что Николай II просил великого князя Сергея Михайловича передать ей, «что эту брошь он выбирал вместе с императрицей и что змея есть символ мудрости». Великий князь Владимир Александрович «на Пасху всегда присылал огромное яйцо из ландышей с привязанным к нему драгоценным яичком от Фаберже».

Сын Владимира Александровича, многолетний возлюбленный и будущий морганатический супруг Кшесинской великий князь Андрей Владимирович, в числе прочего, подарил балерине бриллиантовые пряжки для туфель и бриллиантовую тиару-обруч с шестью крупными сапфирами от Фаберже к ее костюму в балете «Дочь фараона». В день десятилетия знакомства с танцовщицей Андрей Владимирович подарил ей сапфиры-кабошоны в бриллиантовой оправе. «Фаберже, у которого эти камни были куплены, мне по секрету говорил, что эти сапфиры происходят из знаменитой сапфировой парюры герцогини Зинаиды Лейхтенбергской, жены герцога Евгения Максимилиановича Лейхтенбергского», — поясняла в мемуарах Матильда.

Приме от поклонников

«Невенценосные» поклонники тоже не скупились. Кшесинская вспоминает, что полковник лейб-гвардии гусарского полка Николай Скалон подарил ей «прелестные маленькие часы для ношения в петлице: снаружи был виден только миниатюрный циферблат, окруженный бриллиантами, а механизм был спрятан позади». Еще одни часы, полученные Матильдой от почитателей ее таланта, выглядели как шарик с бриллиантами на платиновой цепочке.

Особенно много драгоценных презентов Кшесинская получила после второго своего бенефиса — в честь двадцатилетия карьеры, в 1911 году. Император прислал «царский подарок» — украшение в виде двуглавого орла с бриллиантами и подвеской с розовым сапфиром. Великий князь Сергей Михайлович — шкатулку от Фаберже с коллекцией желтых бриллиантов, чтобы танцовщица могла заказать вещь по собственному выбору (в итоге бриллианты были оправлены у того же Фаберже в «плакку», украшение для прически). Банкир Животовский поднес артистке слона из орлеца с рубиновыми глазами (снова Фаберже) и золотую пудреницу в виде портсигара с эмалевым декором.

По подписке балетоманы купили для примы чайный стол «из зеленого нефрита с серебряной балюстрадою» (от все того же Фаберже) и «сюрту-де-табль», зеркало в серебряной раме, с цветочной вазой на ней. Приятельница Матильды Юлия Седова подарила ей сахарницу из серебра и хрусталя, которую балерине вернули уже после революции кисловодские милиционеры: Кшесинская, пробиравшаяся через Кавказ в эмиграцию, со свойственным ей напором смогла доказать, что спекулянт продает украденную у нее вещицу.

Нравились балерине и изумруды. У нее было изумрудное колье и «брошь со свисавшими, как дождь, бриллиантовыми нитями и прикрепленным в середине крупным изумрудом и бриллиантом яйцевидной формы». При этом надо заметить, что и сама танцовщица была, как подобает даме хоть и не светской, но признанной в свете, достаточно щедра: на Рождество и Пасху она дарила знакомым ценные безделушки Фаберже, а после гастролей в парижской Гранд Опера поднесла танцевавшим вместе с ней балеринам вазочки от Галле (Эмиль Галле, Emil Gallé, — французский дизайнер изделий из стекла. — прим. «Ленты.ру»). Для часовни над гробом своей матери танцовщица заказала бронзовые двери в мастерской известного ювелира Ивана Хлебникова.

В театре и дома

Как и положено приме и возлюбленной великих князей, Кшесинская хорошо одевалась, причем не только на сцене, но и в обычной жизни. В своем доме она обустроила две гардеробных (для сценических и повседневных костюмов) и всюду возила с собой театральную портниху для починки и подгонки одежды. Танцовщица упоминает в мемуарах, что, как только смогла это себе позволить, заказывала костюмы специально для частных выступлений: «Я всегда имела собственные костюмы для вставных номеров и дивертисментов, и они выполнялись из дорогих материалов».

Для званых вечеров и дневных визитов танцовщица также одевалась изысканно. Собираясь к министру двора, она «особенно тщательно обдумала свой туалет, чтобы произвести на министра наивыгоднейшее впечатление» и «выбрала платье шерстяное, светло-серого цвета» с треугольной шляпой того же оттенка. На благотворительный маскарад в Малый театр надела платье из парижского ателье Берр: «Черная атласная обтянутая юбка, лиф белого шифона, косынкою прикрывавший плечи и талию, большое декольте, а сзади ярко-зеленый громадный бант бабочкой, — описывает Кшесинская. — На голове — венецианская сетка из искусственных жемчугов, опускавшихся на лоб с прикрепленным сзади пучком белых перьев «паради»». Среди одевавших ее модельеров эксперты упоминают московскую модистку Надежду Ламанову и французского законодателя мод Поля Пуаре, который предложил женщинам туники вместо корсетов: стройная Кшесинская охотно носила эти свободные одеяния.

Во время гастролей в Ковент-Гардене, куда ее пригласил Сергей Дягилев, балерина, которая поддерживала с ним дружбу («я всегда имела успех у тех мужчин, от которых я этого всего менее могла ожидать, а между тем я, кажется, на мальчика не была похожа», кокетливо замечает Матильда), попросила его совета, как одеться в лондонское общество. Дягилев знал его лучше, чем Кшесинская, бывшая в британской столице впервые. Антрепренер посоветовал артистке костюм оттенка «перванш» (от французского pervenche — «барвинок», голубой с розовато-сиреневым отливом) и помог выбрать к нему украшения. Кстати, во время лондонских выходов Матильды в бриллиантовых колье и диадемах в общество, на званых обедах и раутах ее охраняли нанятые домом Фаберже переодетые сыщики — во избежание ограбления, хотя украшения были дорого застрахованы.

С возлюбленным, а позже морганатическим супругом великим князем Андреем Владимировичем балерина путешествовала по Европе и пополняла свой гардероб. На альпийском курорте Санкт-Мориц зимой 1912-1913 года они «пошли по магазинам обмундировывать» ее «по-зимнему: специальные ботинки, чтобы ходить в снегу, фуфайки, шарфы и вязаные шапочки и перчатки». По пути с Ривьеры, где в Кап-д’Ай у Кшесинской была вилла «Алам», останавливались в Париже «для заказа необходимых туалетов» к новому сезону, причем при отъезде с Ривьеры у танцовщицы «было так много багажа, что поезд, который стоит не более одной минуты, пришлось задержать на целых пять, если и не больше, пока грузили все сундуки».

Роскошная жизнь любимой балерины дома Романовых закончилась с революцией. У нее осталась часть ее украшений и ценных вещей, а также вилла на Лазурном Берегу, в 1921 году она обвенчалась с отцом своего ребенка, великим князем Андреем Владимировичем, получив титул княгини Красинской. Первое время супруги жили достаточно широко, принимая у себя эмигрантов-аристократов и членов императорской семьи и других европейских царствующих домов. Например, по воспоминаниям уже княгини Красинской, шведский король Густав бывал у нее на благотворительных гала-обедах: «Разыгрывалась лотерея, для которой мы собирали вещи от лучших домов: Шанель, Молине, Маппин и Веб, Кук, Маке». Однако вывезенного из России и хранившегося за границей имущества хватило ненадолго, и в 1929 году Кшесинская была вынуждена продать виллу «Алам» и ради заработка открыть балетную студию в Париже. Она занималась преподаванием до глубокой старости и умерла в 1971 году, совсем немного не дожив до своего столетия.

Вероника Гудкова