Ричард Гир: «И я подвергся еврейскому влиянию»
Ричард Гир сыграл главного еврея в фильме израильского режиссера Джозефа Сидара. Наш корреспондент в Нью-Йорке побывала на закрытом предпоказе фильма «Стратегия Оппенгеймера» и узнала у Ричарда Гира, каково ему было вживаться в роль еврея.
Для многих Ричард Гир так и остался романтическим героем-любовником из фильмов «Красотка» или «Осень в Нью-Йорке», однако последние сыгранные им роли показали, что он обладает и иным актерским потенциалом. Некоторые критики полагают, что роль Нормана в фильме «Стратегия Оппенгеймера» может стать одной из его лучших работ в кино. Во всяком случае – знаковой, раскрывшей его в новом амплуа.
Для Джозефа Сидара это первый фильм, снятый им на английском языке. Его предыдущие ленты были отмечены национальными и международными кинопремиями, в том числе на Каннском кинофестивале, и номинировались на Оскар в качестве лучших зарубежных фильмом. Для своего дебюта на английском Сидар подобрал талантливую команду. Кроме Ричарда Гира, в фильме заняты Стив Бушеми, Майкл Шин, Шарлотта Генсбур, а также звезда израильского кинематографа Лиор Ашкенази.
Если бы я не знала заранее, кто режиссер фильма, то после просмотра решила бы, что им мог быть только Вуди Аллен. Есть в фильме что-то типично вудиалленовское – любимый им Нью-Йорк с до боли карикатурным персонажем-евреем. Фильм отчасти похож на модные сейчас политические триллеры, однако по жанру всё же находится на стыке комедии и драмы. Действие разворачивается в Нью-Йорке в наше время, и это, пожалуй, один из фильмов, который можно назвать действительно очень нью-йоркским и по духу, и по реальным сьемкам – в основном все сцены снимались на улицах города, в «Старбаксах» или в известном канцелярском магазине «Стейплс». Жители и гости Нью-Йорка без труда узнают в фильме многие знакомые для себя места.
Ричард Гир играет в картине Нормана Оппенгеймера – нью-йоркского еврея среднего возраста, вся жизнь которого проходит в попытке наладить нужные связи и свести одного человека с другим, причем помимо их желания. Почему на эту роль израильский режиссер выбрал именно Ричарда Гира – ведь в Нью-Йорке можно найти хорошего еврейского актера, который, вероятно, более аутентично вписался бы в фильм? «Этим вопросом я и сам задавался, – говорит Гир, – и спрашивал Джозефа об этом». Но ответа, видимо, так и не получил. Сам режиссер крайне лаконичен: «Ричард согласился. Какие еще могут быть варианты после этого?» На самом деле, увидев Гира в роли бездомного в «Перерыве на бездумье», Джозеф Сидар был так впечатлен его игрой и тем, как Гир раскрылся перед зрителями в неожиданном амплуа, что захотел привлечь его к своему проекту.
Каково Ричарду Гиру было вжиться в роль нью-йоркского еврея? «Ничуть не трудно, – отвечает он. – Я же прожил немало лет в этом городе, а это означает, что вольно или невольно я подвергся влиянию еврейской культуры».
На протяжении всего фильма мы так ничего и не узнаем о личной жизни главного героя. Ничего не выяснят о нем и другие персонажи. Где он живет и с кем, есть ли у него семья, откуда вообще он взялся? Самому Гиру также не была известна «предыстория» его героя, ему надо было просто стать Норманом.
Тем Норманом, который постоянно лжет и отлично знает, как говорить с людьми, чтобы они ему поверили. Порой он буквально преследует нужных ему людей на улице или на пробежке в «Централ парке» – чтобы подойти, представиться, всунуть свою визитку и предложить сделку. Однажды таким образом он знакомится с Мике – израильским чиновником, приехавшим на конференцию в Нью-Йорк. Разговорившись с ним, Норман узнает, что дела у того не особо хороши, в том числе и финансовые. И тогда он ведет своего нового израильского приятеля в бутик «Ланвин» и широким жестом покупает ему дорогущую пару обуви. Мог ли знать Мике, чем этот подарок для него потом обернется?
Конечно, в будущем Мике стал никем иным, как премьер-министром Израиля, и уже в новой должности приехал в Нью-Йорк. А Норман всё так же ходил по нью-йоркским улицам в своем неизменном бежевом пальто, кепке, с большой сумкой через плечо, в которой было всё, что только может понадобиться. «Он похож на черепаху, носящую свой домик-панцирь, или на какое-то насекомое, существующее само в себе», – говорит Гир о своем герое, на котором всегда несколько слоев одежды, возможно, чтобы еще более подчеркнуть закрытость его характера. Он не бомж, но мы всегда видим его лишь на улицах Нью-Йорка, в кафе или магазинах с неизменным мобильным в руках и в наушниках. Есть ли у него дом – не ведомо никому.
Узнав о визите «старого приятеля» в Нью-Йорк, он пробивается на встречу политиков и ждет своей очереди, чтобы пожать руку израильскому премьер-министру. Зритель напряженно ждет, узнает ли лидер государства этого вечного нью-йоркского скитальца, подарившего ему когда-то дорогущую пару туфель. И словно вздох облегчения прокатывается по залу – он узнал и с радостью обнял его.
Норман, конечно же, не мог не воспользоваться такой удачей – наконец-то один из его контактов «выстрелил». Но дальше он попадает в им самим же расставленные ловушки, пытаясь связать своих знакомых придуманными цепочками взаимных манипуляций. В эти действия вовлечены и израильский премьер-министр, и богатейший бизнесмен, и раввин синагоги, в которую часто захаживает Норман – но не чтобы помолиться, а по своим делам. Он обещает всем помочь и сделать то, чего эти люди больше всего ждут. И в качестве посредника пытается организовать сделки по цепочке «ты – мне, я – тебе». Впрочем, так и не понятно, получает ли сам Норман хоть какой-то «гешефт» от своих обширных связей и коммуникаций. Или просто бескорыстно дружит, надеясь, что когда-то в будущем ему повезет?
На самом деле такие Норманы не раз встречались в жизни каждому из нас, а порой мы и сами бываем такими персонажами. Связи играют в нашем мире важнейшую роль и нужны не только для карьерного продвижения – они позволяют ощутить себя важным, нужным и полезным. «Мы все хотим состояться в этом мире, почувствовать себя значительными и полезными. Это движет и Норманом», – говорит режиссер Джозеф Сидар.
Однако в характере Нормана напрочь отсутствует злоба. «Обычно после того как человеку сделали больно, причем много раз, он становится злым, но Норман не таков. После каждого удара судьбы он словно перевоплощается и как ни в чем не бывало продолжает жить дальше и делать своё дело», – рассказывает о своем персонаже Ричард Гир.
Если бы Нормана играл менее обаятельный актер, возможно, герой вызвал бы неприятные чувства, но Гир сумел сделать свой персонаж очень трогательным, наивным, чудаковатым и странным – в чем-то «не от мира сего». Поэтому, несмотря на постоянную ложь и «подставы» со стороны Нормана, к нему трудно не проникнуться симпатией.
Однажды в электричке он познакомился с Алекс, которую играет Шарлотта Генсбур. Он планирует вовлечь её в расставленную сеть интриг с участием израильского премьер-министра, но она оказалась единственным персонажем, раскусившим Нормана и его ложь. Начертав ей на листке схему, Норман, сам того не понимая, подписывает себе приговор. А заодно и всем. И вскоре Нормана вызывают в суд для дачи показаний против обвиненного во взятках премьер-министра.
Окончательно запутавшись в своих хитросплетениях и не желая навредить Мике, который стал за это время его другом, Норман решает уйти из этого мира. Еще в самом начале фильма мы узнаем, что у него смертельная аллергия на орехи. И вот в финале мы видим его, сидящего на скамейке и грызущего купленные в магазине поблизости орехи. А на параллельно мелькающих кадрах мы видим, как сложились судьбы остальных героев после его ухода, и вроде бы вполне удачно: премьер-министр избежал тюрьмы и остался на посту, бизнесмен провернул удачную сделку, а раввин смог сохранить здание синагоги, в которой идет служба – панихида по самому Норману. Да и на стене в синагоге в списке имен спонсоров появляется вскоре после его ухода еще одна табличка, правда, анонимная – возможно, несмотря ни на что, Норману всё же удавалось проворачивать свои сделки, и он пожертвовал перед смертью все свои сбережения синагоге.
Кажется, что только теперь, после ухода, Норман наконец-то получил то, чего так жаждал при жизни – уважения, почтения, славы, а может, и покоя. И критики, и сам режиссер признают, что в фильме прослеживается ассоциация с недавними коррупционными скандалами в Израиле, а показанные в фильме отношения Нормана и его знакомых очень точно иллюстрируют существующие в действительности отношениями между богатыми американскими евреями и израильскими политиками. Впрочем, происходят они зачастую, как и в случае с Норманом, из простого человеческого порыва – сделать что-то полезное, и не менее естественного желания – получить за это благодарность.
А еще это фильм о том, как все мы одиноки в этом огромном мире, почему так отчаянно пытаемся утвердиться среди других и стать заметными и что от нас остается после смерти. А остаются только поступки. Норман – неизвестно откуда взявшийся персонаж, ни к чему и ни к кому не привязанный, он исчезает точно таким же странным и карикатурным образом, как и появляется, растворившись в нью-йоркской атмосфере. Вот он сидит, щелкает орешки, улыбаясь сам себе фирменной улыбкой Ричарда Гира, а вот – его уже нет. А жизнь меж тем продолжается.
Ольга Смагаринская
