Неслыханная история: 9 сыновей для победы

— Бабка, война-то закончилась! — лица молодых людей сияли счастьем.

Поседевшая женщина рухнула на землю.

— А где же мои сыны?..

— Вернутся, мать, жди!

Она ждала.

Каждый день, стоя у калитки, провожала взглядом мужчин в военной форме: “А вдруг мой?”

Бежала наперерез почтальону. Нет ли весточек от детей?

Жадно ловила каждое слово случайно забредших в станицу фронтовиков. Может, кто-то слышал о судьбе ее мальчиков?

Она ждала сыновей больше двадцати лет.

До самой своей смерти.

Не вернулся никто.

— Буду рожать, сколько пошлет Господь, — обмолвилась по молодости Епистинья.

Господь послал пятнадцать детей…Четверых еще до революции скосили болезни, голод… В 1901 году родился Саша. Через два года — Николай. В 1908 году на свет появился Василий. Дальше пошли погодки — Федор, Филипп…

— Что все хлопцы? — жаловалась соседкам Епистинья, будучи снова на сносях. — Если опять пацан родится, возьму за ногу да закину в речку.

Шестого мальчика нарекли Иваном.

— Что же, кума, не сдержала слово? — ерничали подружки Степановой.

— Жалко…

В декабре 1917 года родилась долгожданная Варя. В июле 17-го — Илюша. В августе 15-го — Ваня. Через четыре года — Павел.

— Опять мужики! — негодовала Епистинья. — Не к войне ли?..

Плохую примету женщина вспомнила случайно и сразу осеклась: “Что это я, дура, такое говорю? Еще накликаю беду…”

Сглазили Степановых   

Первая трагическая весть пришла в дом Степановых задолго до Великой Отечественной войны.

— Твоего Сашу белые пытали в Роговской, — пересказывала услышанную новость соседка. — Ему выбили глаза и зубы. А потом расстреляли вместе с захваченными коммунарами. Всех погибших сбросили в яму и закидали землей…

Вот что вспоминали очевидцы событий, произошедших на Кубани в июне 1918 года: “В тот день из Тимашевской по позициям белых из пулеметов били красноармейцы. Хутор, где жили Степановы, оказался в зоне артиллерийско-пулеметного огня. Затихла перестрелка, Епистинья кликнула Александра: “Ступай, поищи лошадей”. В поле парня схватили белогвардейцы, посчитав за красного разведчика. Доставили в станицу Роговскую. Здесь Сашу — сына активиста ревкома Степанова опознал один из бандитов”.

Александру было семнадцать. Фотография сына у матери не сохранилась. Епистинья повесила на стену единственную память — школьную грамоту Саши “За отличную учебу”…

После потери сына Епистинья Федоровна замкнулась в себе. Чаще стала думать о смерти. И тут оказалось, что она снова беременна. В январе 1921 года в семье Степановых родилась девочка — Вера. А через два года — очередное пополнение. Поскребыша окрестили в честь погибшего Александра. Но дома мальчика чаще звали Мизинчиком, как самого младшенького.

Жизнь стала налаживаться. Два сына Епистиньи обзавелись семьями. Николай подрабатывал баянистом на свадьбах, Филя трудился в колхозе, Федя мечтал о карьере военного, Варя уехала поступать в краснодарское педучилище, Ваня, Илюша, Павел и Вера учились в школе.

— Все, кто знал эту семью, изумлялись, насколько дружно они жили, несмотря на страшную нищету, — вспоминают старожилы края. — Их ребятки донашивали друг за другом всю одежду. Порой денег не хватало даже на хлеб. Но в их доме всегда был праздник. А какие они устраивали самодеятельные спектакли! Мальчишки играли на музыкальных инструментах, собранных собственными руками. К ним в хату со всех окрестных хуторов сбегались дети. Счастью Степановых многие завидовали. Вот и сглазили…

В 1930-е годы страшный голод прокатился по стране. Добрался и до Кубани. Не обошел стороной и семью Степановых. Сначала не стало Веры. А в 1933 году умер от голода глава семьи Михаил Николаевич.

Рассказывают, будто накануне Степанов заглянул к своему приятелю, который мастерил гроб. “Для кого стругаешь?” — поинтересовался. “Для тебя, — отшутился плотник. — Примерь”. Михаил лег в почти готовый гроб: “Как раз”.

На следующий день Степанова хоронили именно в этом гробу.

Две строчки на судьбу

Тридцать лет назад в городе Тимашевске Краснодарского края построили музей семьи Степановых. В зале, где висят портреты всех членов семьи, — всегда тусклый свет и оглушающая тишина.

Мы с племянником Епистиньи Виталием Степановым останавливаемся возле первой фотографии.

— В то время я был еще пацаном, но своих двоюродных братьев хорошо помню — жили ведь на одном хуторе, — начал беседу Виталий Фадеевич. — Вот Федя. Мечтал стать командиром Красной армии. Он служил на Дальнем Востоке. Был убит 20 августа 1939 года во время наступательной операции советских и монгольских войск. Тогда был разгромлена шестая японская армия. После такого поражения японцы не решились поддерживать Гитлера в войне против Советского Союза. Федора похоронили в братской могиле в монгольской степи.

Здесь же под стеклом пожелтевший листок. Военная похоронка на Федю. “Ваш сын Степанов Федор герой РККА. Указом от 17 ноября 1939 года награжден посмертно медалью “За отвагу”.

— А вот Павел, он хотел стать школьным учителем, — продолжает Степанов. — Не успел. Погиб в 1941 году на Брянском фронте. В самые первые дни войны…

Место захоронения Павла неизвестно.

— Илюша — душа компании, как он пел, девки за ним табунами бегали. — На фотографии юноша с широкой улыбкой. — Помню, затянет любимую “Три танкиста”… Илья стал командиром танковой роты. Погиб 14 июля 1943 года на Курской дуге.

Внимательно смотрю на Степановых. У всех такие счастливые лица!

— Это наш Ванюша—стихоплет! Быть ему поэтом в мирной жизни. Но судьба распорядилась иначе. Он стал разведчиком. Погиб под Минском. Фашисты расстреляли его в ноябре 1943 года на глазах беременной жены… — старик замолчал. — Видите скрипку? Другой сын Епистиньи, Василий, смастерил ее сам из подручных материалов. Вообще, Васька был еще тем умельцем. И цирюльником пробовался, и сапожничал, и картины писал… Гитлеровцы казнили его 2 ноября 1943 года. В том же году в немецком концлагере скончался тракторист Филя. С той войны живым вернулся только Николай. Прожил недолго. Умер он множественных ранений.

Подходим к последней фотографии. На карточке сосем юный мальчишка.

— Все правильно, самый младшенький, Саша-Мизинчик, любимчик Епистиньи, — читает мои мысли Виталий Фадеевич. — Погиб на Украине. Противотанковой гранатой взорвал себя и окруживших его врагов. Ему было всего 20 лет…

Вот и все.Короткий рассказ о судьбах мужчин уместился в несколько строчек.

Более подробную информацию о трагической судьбе Степановых начали собирать незадолго до смерти самой Епистиньи. Долгие годы никому не было дела до одинокой женщины, в один миг лишившейся всего самого дорогого…

“Не могли они все погибнуть!”

…Летом 41-го года дом Епистиньи Степановой опустел. На фронт ушли все сыновья. Даже Мизинчик. А уже осенью того же года на хутор стали приходить первые похоронки. Нет, дом Епистиньи худые вести обходили стороной. Зато из окон соседних хат чуть ли не каждый вечер доносился нечеловеческий вой. “Погиб сын, брат, муж…” — раздавалась вокруг.

Фронтовые весточки от детей Епистинья получала каждую неделю. Писем было много. Неграмотная женщина вынуждена была просить сноху, жену одного из братьев, снова и снова перечитывать строчки тех посланий.

Первое письмо от Василия: “Здравствуйте, мама! Я жив-здоров, за мной не беспокойтесь! Видел Филю! Встретились, посидели с час, поговорили. Он пошел.13 октября 1941 года”.

Последнее пришло от Филиппа: “Здравствуйте, мама… Шлю я вам пламенный привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни. Я пока жив и здоров, чего и вам желаю. Живу хорошо, погода, правда, дождливая, но на то она и война — надо пережить. Письмо сохрани, дети вырастут, покажешь им, если меня не будет. 5 мая 1942 года”. Это письмо сотрудники Красного Креста принесли Епистинье уже после войны. Здесь же была карточка военнопленного лагеря 326 в Германии Филиппа Степанова. Указано место взятия в плен: Харьков, 24 мая 1942 года.

А однажды в дом Степановой пришел казенный конверт. Сердце екнуло. Похоронка? “Епистинья Федоровна, сообщаю вам о том, что ваш сын Александр жив-здоров. Выносим вам благодарность за то, что вы воспитали замечательного сына. Героя Александра, командира, старшего лейтенанта. Он награжден правительственной наградой — орденом “Красная Звезда”. Командир подразделения Лисицын”.

Епистинья часто просила перечитать это письмо. “Видно, добрый человек этот Лисицын, раз нашел время написать”, — думала женщина.

Шел второй год войны. Почтальоны заглядывали на хутор все реже и реже. А письма становились все короче.

Каждый вечер Епистинья брала в руки иконку Божьей Матери и молилась: “Пресвятая Дева Мария, спаси и сохрани мальчиков моих. Сашу, Павлушу, Илюшу, Ваню, Филю, Васю, Колю, Федю! Почему нет весточки от них? Почему молчат мои сынки? Не допусти их гибели!”

Не помогли молитвы.

21 июля 1943 года на хутор пришла похоронка. “Илья Михайлович Степанов героически погиб 14 июля 1943 года. Похоронен в северной окраине дер. Мелихово Орловской обл.”

Не прошло и полугода, как Епистинью известили о гибели Мизинчика. “Ваш сын, гвардии старший сержант Степанов Александр, показал себя как отважный офицер. Первым форсировал р. Днепр и ворвался со своим подразделением в с. Селище Киевской области, где пал смертью храбрых. Советское правительство наградило его посмертно самой высшей наградой — званием Героя Советского Союза с получением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда”.

По словам очевидцев, описать словами страдания Епистиньи невозможно. Потому что нет таких слов. Чтобы никто из близких не слышал ее горя, она по ночам уходила в степь, ложилась в густую траву и выла, выкрикивала свою боль: “Сашенька, Илюшенька!”

А утром снова брала иконку. “Это ведь неправда, что нет больше Илюши, нет Саши? — причитала Епистинья. — Не могли они все разом погибнуть! Живы и Филя с Васей, и Павлуша с Ваней, жив и Коля. Просто пока они воюют, им не до матери, не до писем. Но они скоро вернутся домой. Убереги их от пуль и от врага!”

…В 1944 году пришло письмо из Крыма, от незнакомой женщины, которая сообщила, что знала Василия по партизанской и подпольной борьбе. И что в конце 1943 года в Никопольском районе его схватили и расстреляли немцы. Упомянула и место захоронения — братская могила в Никополе.

А через несколько месяцев Епистинье принесли толстый конверт. Некая дама из Белоруссии написала, что Ивана расстреляли немецкие полицаи в деревне недалеко от Минска в апреле 1942 года.

Потом наступила тишина.

Больше писем не было…

“А мои-то сынки где?”

Весть об окончании войны мгновенно разнеслась по всей Кубани. Но усталые, измученные долгим ожиданием женщины уже не могли радоваться. Силы были на исходе. Ведь в каждой хате кто-то погиб или пропал без вести.

Постепенно на хутор начали возвращаться солдаты. Их было немного. Калеки, без рук и ног, постаревшие, седые парни… По приезде каждого фронтовика в хату набивалось все местное население. Женщины с надеждой в глазах спрашивали: “Моего не встречали?”

Епистинья сидела в сторонке. Про кого спрашивать? Про Павлушу, Филю, Федю? А может, про Сашу и Колю? Вдруг не успею узнать про Ивана с Василием?

Степанова дни и ночи проводила у калитки. Если видела человека в военной форме, бежала за ним. “Сыночек! — проносилось в ее голове. — А вдруг он не узнал хату, дома давно не был. А хата совсем покосилась, сараюшка завалилась, изгороди нет…”

Однажды до Епистиньи донесся слух, что кто-то из солдат в проходившем поезде через Тимашевскую крикнул: “Передайте на хутор Первое Мая, что Федор Степанов умер в плену!”

Теперь Епистинья встречала каждый эшелон с солдатами. Вглядывалась в лица фронтовиков: вдруг там ее сынок? Иногда кричала: “Не слышали про Степановых?” Ответ всегда один: “Не видели. Не знаем. Спроси у других, мать”.

То ли Бог услышал ее молитвы, но дождалась-таки Епистинья. В сентябре 1945 года пришло письмо от Николая: “Жив, нахожусь в госпитале, скоро приеду”.

Встречали фронтовика всей семьей. Мать, жена и трое детей.

— Мы с мамой поехали в госпиталь к отцу, — рассказывала дочь Людмила сотрудникам музея. — Вышел мужчина на костылях. Черные длинные волосы спадали на лицо. Он подошел к матери, виновато улыбнулся: “Снаряд грохнулся рядом. Очнулся в госпитале”.

Сильно исхудавший, бледный, опираясь на палку, Николай появился на хуторе. И сразу к матери. Они обнялись. И долго молчали. Им было страшно и больно смотреть в глаза друг другу.

“Коля, что же ты не писал?”

С приходом Николая Епистинья немного ожила. Сын вселил в нее надежду, что остальные тоже вернутся.

Шел год, другой…Летом 1950 года на хутор пришло письмо из Москвы, из общества Красного Креста и Красного Полумесяца. “Степанов Филипп Михайлович умер 10 февраля 1945 года в Германии в лагере”.

Шесть похоронок. Нет только на Павлика.

И Епистинья снова стала ждать. Опять не отходила от калитки, вглядываясь в лица прохожих. Ее хата находилась с краю дороги, поэтому у нее часто останавливались уставшие путники. Просили передохнуть. Женщина никому не отказывала. Каждого привечала, кормила. Надеялась, вдруг кто-нибудь принесет весточку о сыне…

А еще она всегда приберегала лучшее яблочко, пирожок, в шкафу хранила бутылку водки на случай, если сегодня придет кто-то из ее мальчиков…

“Вспомни мое горе, и тебе станет легче”

Бежали годы.

Пожилая Епистинья Федоровна по-прежнему ютилась в старой развалюхе на окраине хутора, ей выплачивали мизерную пенсию за потерю одного кормильца, за Героя Советского Союза Александра. Она никогда не ходила по высоким кабинетам, ничего не просила за себя. Местные власти, в свою очередь, ее не замечали. Лишь однажды попросила она у председателя колхоза отремонтировать хату. Прислали машину с кирпичом. Выложили стройматериал около дома и уехали.

Тем временем Николай с семьей перебрался в Тимашевск. Дочь Варя переехала в Ростов. Переселиться к детям Епистинья не решалась. Боялась, вдруг вернутся сыны, а дома никого нет.

“Не верю, что все пропали, — упрямо твердила Епистинья. — Я уже старая, силы покидают, неужели умру и не увижу сыночков своих? Мне бы только посмотреть на них”.

— Бабушка часто гостила у нас и все время перебирала письма, — рассказывала внучка Епистиньи Людмила. — Подержит в руках конверт, а потом передает мне: “Почитай, это от Илюши… А это от Васи… А это от командира Лисицына, хороший, видно, он человек”. Она все знала наизусть, но все равно просила читать…

Осенью 1963 года от многочисленных ранений скончался сын Николай.

В этом же году о судьбе Степановых прознал кто-то из местных журналистов. Написал заметку. Потихонечку о Епистинье Федоровне узнала вся страна.

Когда хата совсем завалилась, женщина перебралась в Ростов к дочери. Поселилась на кухоньке. В двухкомнатной квартирке с двумя внуками и зятем было не развернуться.

Ночью Епистинья Федоровна украдкой доставала из-под подушки узелок с фотографиями сыновей и тихонько плакала.

Однажды к ней приехал режиссер из Москвы — снимать фильм о трагической судьбе казачки. Нужен был трогательный сюжет. Женщине оплатили поездку на Украину, в село Бобрице, на могилу к Саше-Мизинчику. Это было единственное захоронение из всех восьми, которое смогла посетить Епистинья. Она упала на колени перед памятником советского солдата и закричала: “Сынок, Сашенька, дети мои, сыночки мои! Илюша, Вася, Коля, Федя, Павлуша, Филя, Ваня, Верочка, Саша-старшенький! Неужели нет вас больше, а я еще жива? Сколько еще нести мне это горе? Почему выпало мне такое?”

На Пятом международном кинофестивале в Москве фильм получил серебряный приз. На фестивале в Монте-Карло завоевал первое место — “Золотую нимфу”.

Ростовские власти тут же выделили Епистинье однокомнатную квартиру.

Над кроватью женщина повесила фотографии всех сыновей.

Осенью 1968 года Степанову разбил паралич, и она переехала к дочери Варе. Старые люди чувствуют приход смерти. Вот и Епистинья Федоровна как-то обмолвилась дочери: “Варя, я умираю. Ты не плачь. Вспомни мое горе — и что твое горе. У тебя такого нет и не будет. Похороните меня рядом с мужем Михаилом…”

Силы Епистиньи кончились.

Она поняла, что сыновья не вернутся…

Епистинья Степанова умерла 7 февраля 1969 года. Ее последняя просьба осталась незамеченной. Местные власти отказались хоронить мать-героиню на крошечном сельском кладбище рядом с супругом. Выделили место в станице Днепровской, где символически захоронены и девять ее сыновей.

Неграмотная казачка Епистинья Степанова не умела писать и читать. Не могла грамотно излагать свои мысли. Но зато мудрости этой деревенской женщины поражались многие. И когда к ней приходили люди, чтобы пожаловаться на свое горе, она всегда говорила: “Когда тебе тяжело, ты вспомни про мою судьбу, и тебе станет легче…”