Пуля для еврейской «герцогини»
Дочь бердичевского купца, влиятельная деятельница Бунда Фаина Ефимовна Нюрина (1885-1938), возглавив прокуратуру РСФСР, проявила себя как защитница законности и справедливости. За что ее по настоянию «Андрея Ягуаровича» Вышинского «отблагодарили» по всей строгости сталинской эпохи
Семен КИПЕРМАН
«Сильная духом, Фаина Нюрина не сломалась даже в застенках НКВД» (А.Г. Звягинцев, зам. генерального прокурора Российской федерации, историк)
Старшие поколения бывших советских граждан помнят страшный период сталинщины, когда сотни тысяч невинных людей, клеймённых как «враги народа», были расстреляны или осуждены на многие годы в ГУЛАГе. А «главным инквизитором» страны был генпрокурор СССР А.Я.Вышинский, которого современники называли «теоретической дубинкой Сталина». Подхватив тезис «вождя народов» о том, что при «определенных условиях законы придется отложить в сторону», Вышинский расширительно рассматривал эти условия в отношении неугодных властям людей.
По-своему он трактовал и слова Бертольда Брехта: «Чем люди невиннее, тем больше заслуживают смерти».
До того как Андрей Януарьевич занял этот пост, обязанности прокурора РСФСР какое-то время исполняла Фаина Ефимовна Нюрина. Она была единственной советской женщиной, назначенной на самую высокую должность в прокурорской иерархии. Немногим известна история ее жизни.
Фаина Нюрина родилась в декабре 1885 года в Бердичеве Киевской губернии в еврейской семье. У Эфраима Липеца и его жены Рейзин было десять детей. Фаня была девятым ребенком.
В Бердичеве прошло её детство, там же она получила начальное образование. В 1902 году умер её отец.
Хотя Фаина росла и воспитывалась в достаточно обеспеченной купеческой семье, тем не менее с юных лет приобщилась к революционной среде. В 1902 году она стала членом Бунда (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) и в составе партии активно занималась революционной деятельностью, которая в основном заключалась в руководстве рабочими кружками.
В 1903 году Фаина переехала в Киев, где вела антиправительственную деятельность среди учащихся, студентов и рабочих; руководила небольшими стачками, разъезжала по провинции с агитационными целями. В ее квартире часто проводились заседания киевского и даже центрального комитетов Бунда.
Несмотря на то, что в Киеве Нюрина жила нелегально, так как ей было отказано в выдаче вида на жительство, она все же экстерном сдала экзамены за семь классов женской гимназии.
В этом же году по заданию своей организации она выехала за границу и поселилась в Париже, где прожила более года. Свободное владение языками (немецким, французским и польским) позволило ей участвовать во всех делах заграничного Бунда. Пребывая в Париже для пополнения образования, Нюрина поступила в высшую школу общественных наук. Когда Фаина вступила в брак с Израилем Нюренбергом, то стала носить двойную фамилию Нюрина-Нюренберг (фамилию она придумала сама).
Вернувшись в Российскую империю в 1905 году, Нюрина обосновалась в Варшаве и активизировала свою революционную деятельность, став организатором массовых демонстраций. Работая в Одессе, она появлялась в самых горячих местах: выступала в порту, побывала на мятежном броненосце «Потемкин».
В конце 1905 года Нюрина вновь выехала за границу и поселилась в Галиции. Там у нее родился сын Александр. Вскоре она вернулась в Россию и поселилась в Киеве, где закончила фельдшерские курсы.
В 1906 году её арестовали прямо на объединенной конференции Бунда. После трехмесячного тюремного заключения она была выпущена на свободу и почти сразу нелегально выехала за границу, поступила там в университет, однако закончить его не сумела. Долго жить за рубежом Нюрина не смогла и снова вернулась в Россию. В 1909 году у нее родился второй сын — Шера.
С двумя детьми ей приходилось постоянно думать о заработках, что было нелегко при ее полулегальном проживании в России. Она часто переезжала из города в город, живя попеременно в Киеве, Бердичеве, Житомире, Одессе, нигде не прекращая революционной деятельности. Не имея постоянной работы (лишь изредка давала уроки), временами она была вынуждена жить только на средства, выделяемые бундовской организацией.
В 1914 году Фаина Нюрина поселилась в Лодзи, где вместе с мужем некоторое время учительствовала, а заодно вела пропагандистскую работу среди приказчиков. С началом Первой мировой войны она переехала в Москву. И здесь Фаина Нюрина ни на минуту не прекращала активную революционную деятельность — наладила постоянную связь с рабочими фабрики братьев Жиро, читала лекции и делала доклады в различных кружках, преимущественно по еврейскому вопросу.
В 1916 году, переехав в Петроград, она организовала курсы для еврейских рабочих, где выступала по вопросам истории социализма и политической экономии. Здесь же встретила Февральскую революцию. В эти дни она была особенно деятельна, часто выступала на митингах, полемизировала с социал-революционерами и большевиками.
Но бедственное положение ее семьи заставило Нюрину вернуться на свою родину — в Бердичев, где она пробыла до лета 1919 года. После Октябрьской революции и в первые годы советской власти Фаина Нюрина продолжала оставаться активным членом Бунда и поддерживала все меньшевистские лозунги. В эти годы она работала секретарем и заместителем заведующего отделом охраны труда Бердичевской городской управы, была членом городского Совета рабочих и крестьянских депутатов, президиума совпрофа и бундовского комитета.
Авторитет и активность Нюриной сделали свое дело: бердичевская партийная организация избрала её делегатом VI съезда РСДРП(б). Бунд также выдвинул её кандидатом в Учредительное собрание и в члены Украинской рады.
В то же самое время у нее возникли серьезные сомнения в правильности позиции, выбранной бундовцами. И это побудило ее отойти от активной работы в Бунде.
Летом 1919 года она поселилась в Киеве, где стала работать заместителем заведующего районным отделом народного образования.
Вскоре под натиском белогвардейцев Красная Армия оставила Киев. Нюрина не сумела эвакуироваться, и ей пришлось перейти на полулегальное положение.
* * *
Когда большевики вернулись в Киев, Нюрина окончательно порвала с Бундом и в начале 1920 года вступила в партию большевиков. Она продолжала работать в советских органах: была членом комитета Киевского губернского отдела народного образования, заведовала секцией в собесе, в ряде мест выбиралась членом Совета рабочих и крестьянских депутатов. В мае 1920 года Нюрина была направлена в Екатеринослав, где возглавила губернский отдел народного образования. Там она вела и партийную работу, громя своих недавних соратников, бундовцев и меньшевиков.
Активная деятельность Нюриной была отмечена в высших инстанциях. В ноябре того же года по решению Оргбюро ЦК партии ее перевели на работу в Москву. Здесь она занимала ряд ответственных постов в различных организациях, в частности, была политкомиссаром в главном и московском управлениях воинских учебных заведений. В июне 1922 года Нюрину назначили в женотдел ЦК ВКП(б) на должность заведующей подотделом, где она проработала более шести лет.
В конце сентября 1928 года Совнарком РСФСР утвердил Нюрину членом коллегии Наркомата юстиции республики, который тогда возглавлял Н.М.Янсон, бывший одновременно и прокурором РСФСР. Ее зачислили в штат Наркомюста РСФСР, и с 1 октября она сразу же возглавила отдел общего надзора в прокуратуре республики.
Привыкать к новой работе было довольно сложно, так как юридических познаний ей явно не хватало. И тем не менее, по словам Н.В.Крыленко, Нюрина «…с самого начала производила впечатление энергичного и толкового работника».
Последующие реорганизации в юридических сферах привели к тому, что в мае 1929 года постановлением ВЦИК Крыленко был назначен прокурором республики (Янсон оставлен народным комиссаром юстиции РСФСР). Как нарком юстиции Янсон назначил и некоторых помощников прокурора республики. Помощником прокурора по общему надзору была утверждена Нюрина. Спустя немного времени нарком юстиции Янсон назначил ее начальником только что образованного организационно-инструкторского управления Наркомюста РСФСР.
Возглавляя управление, Нюрина обеспечила проведение целого ряда исключительно важных мероприятий, съездов, совещаний, активов, слетов работников органов юстиции и прокуратуры, в которых сама принимала участие, выступая с докладами и сообщениями. Благодаря своей неуемной энергии и организационным способностям к началу 1930-х годов она выдвинулась в число основных сотрудников Наркомата юстиции республики.
В мае 1934 года прокурором РСФСР был назначен известный государственный и политический деятель В.А.Антонов-Овсеенко. Фаина Ефимовна вначале временно исполняла обязанности заместителя прокурора республики, а затем была утверждена в этой должности. 23 сентября 1936 года Антонов-Овсеенко издал приказ:
«Ввиду назначения меня на новую работу, по указанию прокурора СССР, передаю с 25 сего сентября т. Нюриной Ф.Е…»
После отъезда Антонова-Овсеенко в Испанию Нюрина фактически возглавила органы прокуратуры республики. 14 ноября 1936 года своим приказом ее полномочия подтвердил прокурор Союза ССР А.Я.Вышинский.
* * *
Здесь последует небольшое отступление, чтобы полнее представить настоящее лицо печально известного Вышинского.
Сталина и Вышинского связывала камерная дружба. В 1908 году за участие в революционных событиях Вышинский попал в Баиловскую тюрьму, где сидел в одной камере с парнем по имени Иосиф Джугашвили.
К началу 20-х годов Вышинский прошел путь от выпускника юридического факультета киевского университета до прокурора уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР. Был три года ректором МГУ, затем стал обвинителем на политических процессах («Шахтинское дело» и «Процесс промпартии»).
Понятно, что при таком знакомстве были преданы забвению явные огрехи Вышинского — его принадлежность к партии меньшевиков и даже подписание указа Временного правительства в июле 1917 года о розыске и аресте Ленина. Позже он формально примкнул к партии большевиков.
В середине 30-х годов Сталину понадобился деятель, абсолютно беспринципный, но юридически грамотный, умеющий эмоционально выступать и подавлять обвиняемых своим напором, наглостью и даже грубостью. Таким человеком оказался Вышинский, который сразу натянул на себя тогу «радетеля за законность». Во всех известных политических процессах 30-х годов он использовал тезис Сталина о том, что при определенных условиях «законы придется отложить в сторону», был «рупором» Сталина и его окружения, выполняя роль «главного сталинского инквизитора».
В марте 1935 года постановлением ЦИК СССР Вышинский был назначен прокурором Союза ССР.
В этот период и до августа 1937 года тяжелую ношу и.о. прокурора РСФСР несла и руководила органами прокуратуры Нюрина. Это было не самое лучшее время. Прокуратуру лихорадило, никак не удавалось наладить прочные связи с регионами. Давала о себе знать все еще не до конца проведенная централизация прокурорской системы (новая конституция СССР была принята только 5 декабря 1936 года), ощущалась нехватка квалифицированных прокурорских и следственных кадров. В связи с принятием конституции СССР прокуратуре республики надо было перестраивать свою работу. В частности, назначение городских и районных прокуроров легло на плечи республиканских прокуратур (с утверждением их прокуратурой Союза ССР).
В качестве исполняющей обязанности прокурора республики Нюриной приходилось представительствовать и часто выступать с докладами и сообщениями на многочисленных совещаниях и активах, проводившихся тогда. На некоторых из них работа республик, краев и областей подвергалась острой критике со стороны Вышинского. Он был порой очень резок и позволял себе саркастически, иронично и зло говорить о руководителях республиканских и местных органах юстиции.
Доставалось, конечно, и Ф.Е.Нюриной. Так, на собрании актива прокуратуры Союза ССР, РСФСР, Москвы и области, проходившем в марте 1937 года, Вышинский, недовольный чересчур независимым поведением некоторых прокуроров, едко заметил, что еще не «выкорчеван старый недобрый порядок, при котором местный прокурор считал себя удельным князьком». Он назвал этих прокуроров поименно, в частности, «в РСФСР — исполняющая обязанности герцогини Нюрина». Продолжая, он сказал, «что каждый чувствует себя самостоятельным, автократичным. Это означает, что наша прокуратура все еще не представляет собой стройной, систематически и планомерно работающей организацией, подчиняющейся единому командованию и действующей по единому плану».
Прошло лишь чуть более двух месяцев, и 5 июня 1937 года на состоявшемся в Москве собрании актива Прокуратуры Союза ССР под председательством Вышинского, работа прокуратуры РСФСР вновь подверглась серьезной критике. Нюрина, признавая многие промахи и неувязки, сослалась на очень тяжелые условия работы, низкую квалификацию работников аппарата, отсутствие достаточного количества помещений и т. д. Выступление Нюриной очень не понравилось Вышинскому. В заключительном слове он сказал, что она «вместо большевистского признания ошибок занимается подтасовкой фактов, защитой чести своего «мундира», совершенно неосновательно полагая, что в прокуратуре РСФСР все в порядке». И далее:
«Я знаю, что у нас в работе прокуратуры Союза ССР имеются громадные недостатки, о которых мало говорят, — раз в месяц на активе, но о которых надо говорить, хотя и скромно, без крика, без шума, без рекламы, но с настойчивостью, преодолевая постепенно волокиту, бюрократизм, гнилье. А самовлюбленность т. Нюриной тем более опасна, что она ни на чем не основана, что работа прокуратуры все еще крайне неудовлетворительна.
И тут же он бросил упрек своим заместителям и помощникам, напомнив, что для них «периферия начинается с прокуратуры РСФСР, с прокураторы г. Москвы и Московской области».
Все это служит основанием утверждать, что противостояние Вышинского и Нюриной было не на жизнь, а на смерть.
* * *
Известно, что 1937 год вошел в историю советского государства как год массовых репрессий. Многие тысячи ни в чем не повинных людей попадали под суд по так называемым контрреволюционным преступлениям, после чего их, в лучшем случае, ожидал какой-нибудь лагерь. В то время, когда всеобщая подозрительность приближалась к своему апогею и многим представителям власти в центре и на местах всюду мерещились враги, заговоры, теракты, в это непростое время и. о. прокурора республики Нюрина пыталась отстаивать своих подчиненных, которым грозили серьезные неприятности.
Например, прокурор Вавожского района Удмурской АССР Кунгуров был исключен из партии как «враг народа». Ему предъявили обвинение по 18 пунктам. А дело заключалось в том, что он не угодил местным руководителям и не прекратил уголовное дело в отношении лиц, занимавшихся «администрированием», притеснявших единоличников и колхозников. Кунгуров довел дело до суда, и виновные понесли наказание. От Кунгурова отвернулся даже прокурор автономной республики. Жалоба районного прокурора дошла до Нюриной, и она подтвердила законность его требований, настояла и на том, чтобы Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) проверила обоснованность исключения Кунгурова из партии. Проверка выявила, что прокурор никакого преступления не совершил. Кунгуров был восстановлен в партии и на работе.
Подобный пример выступления Нюриной в сложной обстановке всеобщей подозрительности свидетельствовал о ее самоотверженности и как о верной хранительнице законности. Проявлялось это не единожды.
В начале августа 1937 года Ф.Е.Нюрина неожиданно была снята с работы. Формальным поводом для этого послужили аресты ее родственников, в частности, брата Н.В.Петровского-Липеца. Вскоре последовала травля ее в печати, особенно усилившаяся после ареста Н.В.Крыленко. Некоторое время после освобождения от должности она работала юрисконсультом в горпромторге, но и оттуда незадолго до ареста ее уволили.
Нюрина была арестована 26 апреля 1938 года по ордеру, подписанному заместителем наркома внутренних дел Фриновским. Основанием для ареста явились материалы, подготовленные отделом ГУГБ НКВД СССР, и справка, датированная еще 17 апреля. В ней отмечалось, что «агентурными данными и показаниями арестованных помощника прокурора РСФСР Бурмистрова, Крыленко Н. В. и Соколова Нюрина изобличается как участница антисоветской организации правых, по заданию которых вела активную контрреволюционную деятельность».
Приводились небольшие выдержки из показаний названных лиц, полученных задолго до ареста. Упоминался, например, и такой «факт»:
«Нюрина в годы гражданской войны, по сообщению агента, при занятии Житомира Петлюрой, встречала его во главе делегации, держала перед ним погромную речь против большевиков, выставляла его как спасителя цивилизации и восстановителя демократии на Украине. При возвращении от Петлюры стреляла из пулемета по рабочему поселку».
То, что Нюрина первые годы советской власти идейно противостояла большевикам, был факт общеизвестный. Поэтому для пущей убедительности агент приплел к своему донесению и «погромную речь», и «пулемет», и личную встречу с Петлюрой.
Не исключено, что агент знал о материале, который в свое время рассматривался в ЦКК при ЦК ВКП(б). Дело заключалось в следующем.
В конце 1920-х годов некая С. и ее муж М. обратились с письмом в ЦК партии, в котором сообщили о том, что в 1919 году Нюрина и ее брат Петровский-Липец были причастны к расстрелу петлюровцами их родственников. ЦК ВКП(б) после соответствующей проверки рассмотрел этот вопрос на своем заседании 29 июня 1929 года и признал, что обвинения против Нюриной являются «недоказанными». Сестры С. были действительно арестованы и расстреляны петлюровцами, однако, Нюрина никакого отношения к этому не имела. В документе ЦКК вновь указывалось, что Нюрина и ее брат Петровский-Липец, а также муж Нюренберг действительно являлись бундовцами и вели борьбу «против взглядов и деятельности большевистской партии. Однако она никогда этого не скрывала. От своих прежних взглядов отказалась и в 1920 году вступила в большевистскую партию».
* * *
Дело Нюриной принял оперуполномоченный 4-го отдела 1-го управления НКВД лейтенант госбезопасности Зайцев. Каких-либо свидетелей по ее делу не вызывалось. Следователь ограничился лишь выписками из протоколов допросов руководящих работников органов юстиции и прокуратуры, с которыми Нюрина общалась по роду своей службы, и к тому времени уже арестованных, в частности, наркома юстиции СССР Н.В.Крыленко, заместителя прокурора СССР Г.М.Леплевского и других. Они «изобличали» Ф.Е.Нюрину как активного участника антисоветской организации, якобы существовавшей в органах прокуратуры.
Допросы Нюриной проводились в течение трех месяцев, от нее добивались признания в том, что она «на протяжении ряда лет проводила подрывную работу в прокуратуре, разваливала работу органов прокуратуры и, извращая политику ВКП(б) и Советской власти в области революционной законности, ослабляла борьбу с врагами народа». Обвинялась она также в вербовке новых членов контрреволюционных членов организации из среды прокурорских работников.
В течение трех месяцев, проведенных Фаиной Ефимовной в тюрьме, она подвергалась пыткам, истязаниям и оскорблениям. Однако ничто не могло сломить волю мужественной женщины. Все усилия «заплечных дел мастеров» оказались тщетными. Она отвергала все обвинения и виновной себя не признавала. В отличие от некоторых прокуроров, сломленных в ежовских застенках, Нюрина не потянула за собой никого из окружавших ее людей.
После единственного допроса на одном листе было составлено обвинение в преступлениях, предусмотренных статьями 58-7,19-58-8,58-11 УК РСФСР. Далее судебный конвейер действовал уже без остановки. На последующем заседании под председательством диввоенюриста Никитченко было принято решение: дело Ф.Е.Нюриной заслушать в закрытом судебном заседании в порядке закона от 1 декабря 1934 года, а именно без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.
Судебное заседание выездной сессии военной коллегии открылось 29 июля 1938 года в 18 часов 20 минут. На традиционный вопрос о виновности Нюрина ответила, что виновной себя не признает. Тогда были оглашены (частично) показания Крыленко. Нюрина назвала их «явной клеветой». Были зачитаны показания Липшица, Леплевского и других лиц, говоривших о ее якобы вредительской работы в органах прокуратуры. Нюрина назвала эти показания «злостной клеветой». В последнем слове Нюрина сказала, что ее оклеветали враги, что ни в каких контрреволюционных организациях она не состояла, и просила суд тщательно разобраться в деле. Однако это, конечно же, не входило в планы суда. Ведь приговор был уже фактически предрешен.
Суд удалился на совещание только для того, чтобы через несколько минут выйти и объявить приговор, содержавший все те же перепевы из обвинительного заключения об участии в антисоветской террористической организации. Нюрина была приговорена к расстрелу с конфискацией имущества.
Как было отмечено в протоколе, заседание закрылось в 18 часов 40 минут, т.е. спустя двадцать минут после открытия. Приговор был приведен в исполнение в тот же вечер.
* * *
Историки считают, что в конце 1938 года несколько спала волна террора. Но трагедия продолжалась. Автор книги «Огневый век» Юрий Безелянский пометил 12 декабря 1938 года, что Сталин подписал около тридцати списков на расстрелы и пошел смотреть очередное кино вместе с Вячеславом Молотовым.
Прошло 17 лет. Обстановка в стране изменилась. К новому генеральному прокурору Р.А.Руденко в 1955 году обратились сыновья Нюриной с просьбой пересмотреть дело их матери, бывшего и.о. прокурора республики. В результате проверки всех обстоятельств дела по обвинению Нюриной представитель Главной военной прокуратуры подполковник юстиции Прошко пришел к выводу, что оно было от начало до конца сфабриковано. 22 декабря 1955 Прошко составил заключение о том, что Ф.Е.Нюрина осуждена необоснованно. А 21 января 1956 года военная коллегия Верховного суда СССР вынесла следующее решение:
«Приговор военной коллегии Верховного суда от 29 июля 1938 года в отношении Нюриной-Нюренберг Фаины Ефимовны отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, а дело на нее производством прекратить за отсутствием состава преступления».
Ф.Е.Нюрина была полностью реабилитирована. Её имя навсегда останется в анналах советской юриспруденции в качестве верной защитницы законности и справедливости.
* * *
Не может не озадачить приведенный адвокатом В.В.Осиным факт, достойный осуждения, проявленного в отношении официальных лиц к памяти Ф. Е. Нюриной.
В 1985 году в Мраморном зале прокуратуры отмечалось столетие со дня рождения Н.В.Крыленко. Говорили о его заслугах. Сказали о воздвигнутом ему памятнике. Но никто не обмолвился словом, что в этом году исполнилось 100 лет со дня рождения Ф.Е.Нюриной. Такой подход к оценке деятельности Крыленко и Нюриной не может не вызвать недоумения. Любые достижения, даже очень выдающегося человека блекнут перед тем, что стало с судьбами 29 людей, оговоренных «выдающимся юристом Крыленко».
