Как теперь выглядит дача Любви Орловой и Григория Александрова

История о том, что адвокат Добровинский сделал с домом Любови Орловой и Григория Александрова, с их большим участком и маленькими тайнами.

Мы стоим у парапета, я рассматриваю сверху участок. «Помните снимок, где Орлова и Александров на балконе? – спрашивает Добровинский. – Мы с вами сейчас точно на этом месте». Показывает рукой влево: «Вот дача Утёсова, а вон – Познера, но за деревьями их не видно. А там жил Саша Абдулов».

Огромный участок – гектар! – супругам Любови Орловой и Григорию Александрову Сталин выделил в 1937 году, когда во Внуково только начали строить элитный советский поселок. Так вождь отблагодарил пару за комедию «Веселые ребята». Критики встретили ее сердито: подражание Голливуду и вообще чуждая нам развлекуха!

Насчет подражания они были правы. Александров снял «Ребят» сразу после возвращения из Америки, где подружился с самим Чарли Чаплиным. Сталин лично закрыл вопрос с чуждостью. Ему устроили просмотр, ждали вердикта. Он повернулся и сказал: «Так смеялся, будто два месяца в отпуске побывал». Эта фраза и решила дальнейшую судьбу Александрова с ­Орловой: они стали богами.

Дачу Александров захотел строить по подобию голливудской виллы Чаплина. Идея была правильной и остроумной: сюда будут приезжать кинематографисты со всего мира, они должны видеть, как живут советский режиссер и советская актриса. Не хуже, чем на Голливудских холмах.

Вот и нынешний хозяин подтвердит: «На этой даче действительно побывали все – Федерико Феллини с Джульеттой Мазиной, Марчелло Мастроянни, София Лорен, Клаудия Кардинале, Жан Маре…» В пятилетнем возрасте тут оказался Саша Добровинский, это было в 1959 году. Его мама приятельствовала с Орловой, и маленький Саша был приглашен на день рождения Гриши, внука Александрова. (Тут надо быстро пояснить, что у Александрова от первого брака имелся сын Дуглас, который поменял потом имя на Василий. С Орловой у них, как известно, детей не было.) «Мама объяснила, что мы едем к очень известным людям и надо вести себя прилично.

Помню, что из детей была еще дочь Трояновского, нашего посла в США. У нас за столом сидел сам Григорий Васильевич, очень мило с нами играл, заказал для всех мороженое. Но сильнее всего меня тогда потряс камин. Такого в СССР не было, это считалось признаком буржуазности.

А у них был! Потом к нам спустилась Любовь Петровна. Я встал, наклонил голову и вежливо поздоровался. Орлова спросила у мамы: «Люсенька, это ваш? Как хо­рошо воспитан!» Обменялась с мамой несколькими фразами на французском. Но с нами не осталась, за ней приехала машина».

Спустя годы Добровинский снова попал на легендарную дачу, уже студентом экономического факультета ВГИКа. С ним учился Гриша Александров-младший, который к тому моменту, после смерти Орловой, по сути завладел дачей. Гриша с юности любил выпить (что его и погубило), тусовки устраивал лихие. Студент Добровинский тогда и представить не мог, что гуляет на своей будущей недвижимости.

«Я не хотела эту дачу, – говорит Марина Добровинская. – Мы снимали прекрасный дом в Нахабино, в Moscow Country Club, где есть всё плюс любимый гольф для Александра Андреевича. Архив надо было сохранить, а дом продать. Я с ним даже знакомиться не хотела. Но как-то мы ехали мимо, мужу надо было зайти сюда. Остановились на дороге, я решила остаться в машине. Александр Андреевич говорит: «Ну пойдем, хотя бы посмотришь!» Когда увидела этот участок, по которому ходили эти люди, увидела эти деревья, решила, что такое надо оставить себе».

Понятно, что дом был в ужасном состоянии. Он хоть и копировал голливудскую виллу, но выстроен был из дерева. Практически сгнил. Гриша-младший тут давно не жил, сдавал чужим людям. Хотя на даче лежал огромный архив. Александров ведь хранил все. Вообще все. Не выбрасывал даже билеты и чеки из ресторанов. Письма. Бумаги, связанные с работой. В том числе с Сергеем Эйзенштейном.

Внук Гриша потихоньку транжирил сокровища, продавал, когда нужны были деньги. А они всегда ему были нужны. Однажды попросил у Добровинского в долг. Тот приехал на дачу и с трудом ее узнал. Это было похоже на руины великой эпохи. На него сразу же упала какая-то дверь, лестница на второй этаж грозилась обрушиться следом. Гриша сидел в тулупе возле обогревателя – дело было зимой. Камин, который некогда потряс маленького адвоката, не действовал. (Если кому интересно, то в 1998-м дача была еще ничего – там, немного прибравшись, сняли клип Алсу «Зимний сон».)

«И вдруг я увидел совершенно феноменальные фотографии. Они просто валялись на полу, бумаги и письма лежали в грязных коробках. Гриша сказал, что может мне продать часть этого архива. Я купил, начал все это дело смотреть. Там были потрясающие вещи!» Но многое было потеряно навсегда. Разворовано. Когда галерист Емельян Захаров узнал, что Добровинский покупает архив, он воскликнул: «О, да это удача! Я помню там две превосходные фотографии Ман Рэя!» Но никакого Ман Рэя Добровинский уже не нашел: «Пару лет назад они появились на аукционе. Одна ушла за €350 000, вторая – за €270 000. Так что ценность вещей, которые здесь были, можно представить хотя бы по этим цифрам».

Минуло полтора года, Гриша долг не вернул, зато предложил купить остальную часть архива. Бешеный коллекционер Добровинский резко ухватился за предложение. Гриша добавил: «Но продам только вместе с дачей».

Пришлось приобрести руину. Добровинский уже тогда понимал, что отреставрировать это нельзя. Позже выяснилось, что от знаменитого сталинского гектара осталось меньше половины – Гриша распродавал дедушкин участок по кусочкам. Адвокат шаг за шагом восстановил историческую справедливость. Выкупил кусочки обратно. Так что теперь там снова гектар.

Пусть с утратами, но в его руках оказался архив. Новый хозяин привлек к работе киноведов и том за томом его публикует – на свои деньги. В том числе дневник Александрова, который тот вел всю жизнь, но никогда никому не показывал.

А с дачей что делать? Воссоздать в камне. На старом фундаменте. Так что все объемы, вся планировка сохранены. Да, мы с Добровинским стоим уже на новом балконе, но в историческом пространстве занимаем ту же точку. Летнюю столовую пришлось остеклить, чтобы пользоваться и зимой. Планировку спальни на втором этаже супруги сделали почти как при прежних легендарных хозяевах. С раздвижной стеной, расписанной в китайском стиле («Орлова любила chinoiserie», – поясняет Александр Андреевич). Тут самое время и место рассказать об их отношениях. Начав издалека.

В начале 1920-х годов Григорий Александров – актер Театра Пролеткульта. Он был высоким, крепкого сложения, в прошлом циркач. Его заметил Сергей Эйзенштейн, который работал в театре художником-декоратором. Намеревался делать новое революционное искусство, начав почему-то с пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты». В его спектакле Александров революционно ходил по канату.

Он очень нравился Эйзенштейну, тот решил сделать из парня кинорежиссера, потому что сам бредил кино, – скоро, в 1925 году, он выпустит фильм «Броненосец «Потёмкин»», который теперь считается классикой, шедевром, каноном. Александрову было негде ночевать, Эйзенштейн поселил его у себя. Они жили в одной комнате. Да, Эйзенштейн был геем. В архиве Добровинского есть фотографии весьма откровенного содержания, которые он тоже планирует издавать, очевидно, под грифом 18+. Но Эйзенштейн, старше всего на пять лет, был и учителем канатоходца. В 1927-м на афишах фильма «Октябрь» стояли рядом имена двух режиссеров – Эйзенштейна и Александрова.

Конечно, это был фильм Эйзенштейна, а Александров – так, на подхвате. Но это был колоссальный аванс любимому ученику. Потом они отправятся в трехлетнее турне по Европе, Америке, Мексике. В Париже снимут первый, кажется, в истории музыкальный клип – «Сентиментальный романс». Потом Эйзенштейн отплывет из Марселя в Нью-Йорк в каюте первого класса, а Александров еще задержится в Париже – разбираться с долгами учителя. И отправится вслед за ним, с палубным билетом. Да, потом Голливуд, где Александров будет педантично записывать все. Чтобы творить уже советский Голливуд. Чего Эйзенштейн ему не простит: Гриша предал их искусство. Не простит и бурного романа с Орловой: Гриша предал их любовь.

«Но я считаю, что как режиссер Александров был абсолютно прав, – говорит Добровинский. – Делать то, что вызовет улыбку, значительно сложнее, чем то, что выдавит слезу. Александров снял два абсолютно голливудских фильма – «Веселые ребята» и «Цирк». Потом, уже чуть слабее, – «Волгу-Волгу». А затем был очень плохой фильм «Светлый путь». Когда Эйзенштейн его увидел, он сказал: «Наверное, у моего Гриши закончились голливудские записки». И эти слова стали для Александрова клеймом на всю жизнь».

Адвокат уверен, что сперва у режиссера с Орловой была настоящая страсть, об этом свидетельствует их переписка. Хотя они всю жизнь оставались на «вы». Это были многослойные отношения – мужа и жены, режиссера и актрисы, Пигмалиона и Галатеи. Но был и еще один аспект. «Понимаете, – говорит Добровинский. – Ведь Александров сделал жену неуязвимой. За что она была благодарна ему всю жизнь».

Не надо забывать о прошлых грехах Любови Орловой. Она была дворянского происхождения, это раз. Ее первым мужем был крупный хозяйственник, которого арестовали в 1930 году. Это два. И наконец, до Александрова у нее случился бурный роман с сотрудником немецкого посольства, который катал актрису по Москве на сверкающем «мерседесе». Одного этого хватило бы на лагерь, а не на звания и Сталинские премии. Благодаря Александрову она стала звездой СССР номер один, и даже Берия ничего не мог с ней поделать, хотя планы у него, судя по всему, были.

Дистанция между супругами сохранялась всю жизнь. Но друг без друга они не могли. «Надо помнить, – объясняет Добровинский, – что с 1960 года Александров ничего не снимал, а Орлова работала в театре, давала концерты, зарабатывала им на жизнь. Они сроднились и держались до конца». Последней фразой Орловой, когда Александров приехал в больницу, где она умирала, была: «Как долго вы ехали…»

Александр Андреевич водит меня по дому, показывает советские киноафиши на стенах. Это уже его собрание, оно огромное – около двух тысяч единиц хранения. В архиве режиссера Александрова он нашел всего один плакат – «Веселых ребят». Остальными, возможно, топили камин беспечные жильцы. Камин Добровинский, разумеется, восстановил. Его задняя стенка – чугунная панель с рабочим и колхозницей, эмблема «Мосфильма». Она была найдена в сарае и отреставрирована.

В доме есть скромная коллекция стекла. Любовь Орлова собирала его, но хаотично, безо всякой идеи. А из обстановки почти ничего не осталось, только вешалка и столик. Поэтому для столовой была куплена французская мебель 1929 года, стиль ар-деко – с целью поддержать дух эпохи. Портреты на стенах – это Александров, Эйзенштейн, Орлова. «Вы не найдете здесь ни одной нашей фотографии или наших дочерей, – объясняет Александр Андреевич. – Тут пространство прежних хозяев». На том же участке он строит музей. Бесплатный, открытый для всех. Нет, сам не будет водить экскурсии, хотя о жизни этой пары плюс Эйзенштейн знает гораздо больше, чем им бы хотелось.

«Простите, – говорю, – а призраки не приходят?» – «Бывают! Чаще всего Любовь Петровна. Но иногда и Григорий Васильевич».

Позже, когда мы остались вдвоем с Мариной Добровинской и я разглядывал винные бутылки на стеллаже в светлой кухне, мне захотелось развить метафизическую тему. Спросил, не изменились ли ее отношения с мужем после того, как они поселились здесь, в месте, где бродят тени. Марина очень смеялась: «Нет! Мы вместе уже два­дцать пять лет. Цельная самодостаточная пара. Но если по секрету, то в нашем тандеме я – Александров, а мой муж – Орлова. Он звезда, можно даже сказать дива. Хотя режиссер – тоже он».

Алексей Беляков